Защита прав граждан в уголовном судопроизводстве. Обеспечение прав человека в правоохранительной сфере
В результате изучения главы студент должен:
- знать понятие и содержание назначения уголовного судопроизводства, связь назначения уголовного судопроизводства с его целями, задачами и системой его принципов; понятие принципа уголовного процесса, сущностные признаки принципов, понятие системы принципов уголовного судопроизводства; факторы, определяющие назначение уголовного судопроизводства конкретного государства, тенденции и перспективы развития системы принципов уголовного судопроизводства современной России;
- уметь определять и аргументированно показывать связь между типом уголовного судопроизводства, его назначением и системой принципов, процедурное значение и содержание каждого из принципов, соотношение между нормами-принципами и иными нормами уголовно-процессуального права;
- владеть навыками системного толкования норм уголовно-процессуального права, аргументированной презентации собственной позиции по вопросам о соотношении норм-принципов, иных процедурных правил и практики применения тех и других.
Ключевые термины: назначение уголовного судопроизводства, публичное и диспозитивное начала в уголовном судопроизводстве, принципы уголовного процесса, система принципов уголовного судопроизводства.
Права и свободы человека и гражданина в уголовном судопроизводстве правового государства. Уголовный процесс как способ защиты прав личности
Согласно ст. 1 Конституции РФ Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Системообразующим признаком правового государства является обеспечение верховенства права, незыблемость основных прав и свобод человека, охрана непротивоправных интересов личности, взаимная ответственность государства и граждан, защита общества от произвола властей . Права человека определяют степень свободы личности и служат средством ограничения государственной власти. В полном соответствии с идеалами правового государства в ст. 2 Конституции РФ провозглашается: "Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства".
Стремление России к общепризнанным мировым стандартам в области прав человека выражено и в ст. 17 Конституции РФ, согласно которой в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. В Конституции РФ признается, что основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Единственным ограничением осуществления прав и свобод является требование не нарушать права и свободы других лиц. В соответствии со ст. 18 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими; они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.
Приведенные конституционные положения о ценности человеческой личности, неотъемлемости ее прав и свобод позволяют правильно понять задачи уголовного судопроизводства и оценить содержащиеся в уголовно-процессуальном законодательстве правила об обязанностях дознавателя, следователя, прокурора и суда по обеспечению прав и интересов участников уголовного судопроизводства как составную часть обязанностей и ответственности государства перед человеком. Государство не дарует человеку права и свободы, а признает их и обеспечивает возможность реализации, в том числе и при производстве по уголовному делу.
Реализуя свое право на наказание лица, преступившего уголовный закон, государство, стремящееся к легитимности, озабочено меткостью своей репрессии, поэтому оно устанавливает правила производства по уголовному делу таким образом, чтобы применяющие их должностные лица не допустили ошибки. Сосредоточив в своих руках, по выражению И. Я. Фойницкого, "право суда" над человеком, государственная власть приняла на себя и заботу о человеке. Уголовное судопроизводство как функционирующая в государстве система осуществляется в соответствии с политическим строем государства, а его принципы тесно связаны с общими началами государственного устройства и характеризуют степень его цивилизованности. В центре уголовно-процессуальной деятельности находится обвиняемый, на изобличение которого направлены все усилия органов предварительного расследования, сопровождающиеся ограничением его прав и свобод. В связи с этим процессуальный статус обвиняемого, степень его защищенности от необоснованного обвинения и ограничения его прав – "пробный камень гуманности политического режима" , который правдиво отражает истинный тип как самого государства, так и его правовой системы. Устанавливая правила производства по уголовному делу, любое демократическое государство создает систему гарантий для обвиняемого, и "чем свободнее личность в государстве, тем полноправнее обвиняемый в уголовном процессе" .
Уголовно-процессуальная деятельность имеет публичноправовой характер, поскольку преступление посягает на охраняемые публичным правом ценности: права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественную безопасность, окружающую среду, конституционный строй РФ, мир и безопасность человечества (ст. 2 УК РФ). Обеспечивая реализацию уголовного закона, уголовный процесс, содержание которого составляет деятельность государственных органов по расследованию, рассмотрению и разрешению дел о преступлениях, объективно служит средством защиты этих ценностей. Однако расстановка приоритетов в разные периоды существования нашего государства была неодинакова.
В соответствии со ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. задачами советского уголовного судопроизводства считались быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных, обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы ни один виновный не избежал ответственности и наказания и ни один невиновный не был необоснованно привлечен к уголовной ответственности и осужден. Уголовное судопроизводство должно было также способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению и искоренению преступлений, охране интересов общества, прав и свобод граждан, воспитанию граждан в духе неуклонного исполнения законов и правил человеческого общежития. Именно эта формулировка, "просуществовавшая несколько десятилетий, совершенно закономерно породила представление о том, что интегративной целью всех компонентов системы уголовной юстиции является борьба с преступностью" . Поскольку уголовное судопроизводство предназначено для защиты общества и государства от преступных проявлений, в каждом случае обнаружения признаков преступления суд, прокурор, следователь, орган дознания обязаны возбудить уголовное дело и принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию (ст. 3 УПК РСФСР). "Именно таким образом, – отмечал М. С. Строгович, – обеспечивается успешность борьбы с преступностью" .
Исторический опыт показывает, что "функциональная направленность уголовного судопроизводства на обеспечение эффективной борьбы с преступностью не церемонится в выборе средств: важные или менее важные – все они хороши для достижения поставленных целей. А если так, то на благодатной теоретической почве неминуемо взойдут ростки пренебрежения правами человека, игнорирования его интересов, сформируются практические установки, позволяющие относиться к личности не как к равноправному субъекту уголовно-процессуальной деятельности, а как к объекту исследования со всеми вытекающими из подобного признания последствиями" .
Нельзя сказать, что соблюдение прав участников уголовного судопроизводства не признавалось в советском обществе одной из важнейших задач следователя, прокурора и суда. Они обязаны были обеспечить подозреваемому и обвиняемому возможность защищаться предусмотренными законом средствами и способами, а также охрану их личных и имущественных прав (ст. 19 УПК РСФСР), разъяснить участвующим в деле лицам их права и обеспечить возможность их осуществления (ст. 58 УПК РСФСР). В УПК РСФСР в качестве принципов уголовного процесса закреплялись: гласность судебного разбирательства (ст. 18), неприкосновенность личности, жилища, охрана личной жизни и тайны переписки (ст. 11, 12), равенство прав граждан перед законом и судом (ст. 17). Однако взгляд на уголовный процесс как на "своеобразное орудие борьбы с преступностью позволял рассматривать скорейшее изобличение преступника как гораздо более значимую ценность, чем обеспечение прав гражданина, вовлеченного в сферу уголовно-процессуальной деятельности" . Соблюдение и защита прав подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и других участников уголовного судопроизводства рассматривались не в качестве самостоятельной задачи, а лишь как условия, обеспечивающие решение задачи "раскрытия каждого преступления и изобличения преступника, неотвратимость и справедливость воздаяния за каждое совершенное преступление" . Превращенное в политическое орудие уголовное судопроизводство служило государству, власти, но отнюдь не обществу.
Общая либерализация и гуманизация общественной жизни, теоретическое переосмысление положения человека в обществе, его взаимоотношений с государственной властью не могли не повлиять на формирование современных представлений о характере уголовного судопроизводства, его назначении и принципах. "Очевидно, – пишет П. А. Лупинская, – что стратегия развития уголовного судопроизводства, исходя из его “высокого политического значения”, должна быть направлена в первую очередь на усиление гарантий прав личности: будь то подозреваемый, обвиняемый, потерпевший или иное лицо, чьи права и интересы затронуты при проведении расследования или судебного разбирательства" .
Новый УПК РФ, отказавшись от использования понятий "цели" и "задачи", гласит, что "уголовное судопроизводство имеет своим назначением: 1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений;
2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию" (ст. 6 УПК РФ).
Закрепление в качестве назначения уголовного судопроизводства защиты прав и законных интересов личности, в том числе и от необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод, и обусловленное этим изменение системы принципов уголовного судопроизводства, как точно замечает И. Б. Михайловская, "лишает нормативной почвы тезис о борьбе с преступностью как цели процессуальной регламентации функционирования уголовной юстиции" и позволяет утверждать, что в России формируется процесс нового, охранительного типа.
Тем не менее приверженность юридической общественности догматам советского уголовно-процессуального права оказалась столь велика, что вопрос о том, какие ценности защищает уголовно-процессуальное право, и сегодня еще далеко не бесспорен. Реакция научных кругов на требуемые временем перемены в уголовно-процессуальном законодательстве далеко неоднозначна. В теории отчетливо проявилось противостояние двух тенденций. Сторонники одной из них настаивают на том, что "уголовно-процессуальное законодательство нуждается в “чистке” на предмет устранения гипертрофированного публичного интереса" , "в установлении законодательной властью четких оснований для любого ограничения свободы личности" , и требуют полного воплощения конституционных ценностей в уголовно-процессуальном законодательстве, ориентации правоприменительной практики на всемерную охрану прав личности, может быть, даже за счет "сдачи позиций" в борьбе с преступностью.
Приверженцы другой тенденции, демонстрируя парадигмальную инерцию, призывают к "необходимости пересмотра гипертрофированного значения индивидуалистических политико-правовых ценностей", критикуют "индивидуалистические теоретические конструкции примата прав человека над любой социальной общностью, доминирования гражданского общества над государством" и требуют сохранения или даже усиления публичных начал в уголовном судопроизводстве, ориентации правоприменительной практики на борьбу с преступностью путем "ужесточения" репрессивных мер и методов. Сторонники данного направления продолжают утверждать, что "основная задача любого уголовного судопроизводства – это раскрытие преступлений и изобличение лиц, виновных в их совершении, а также установление истины по делу и принятие на этой основе правильного и справедливого решения" . "Цели уголовного процесса – привлечение к уголовной ответственности виновных, назначение им справедливого наказания, возмещение ущерба потерпевшему", – настаивает Ю. К. Орлов . "Примат интересов отдельной личности над социальными – не более чем химера, иллюзия, утешительный самообман, самомнение и притязание человеческого разума. <...> Никогда права отдельного человека не были и никогда не будут высшей ценностью" . Для авторов, имеющих такие взгляды, ст. 2 УПК РСФСР все еще представляется "абсолютно адекватной потребностям практики борьбы с преступностью", а "метаморфозы, произошедшие с формулировкой целей уголовного судопроизводства", вызывают удивление . Преступления необходимо раскрывать, лиц, виновных в их совершении, изобличать – такая задача не может не быть первоосновой уголовного судопроизводства, так как оно "порождено необходимостью борьбы с преступлениями, а значит и с преступностью в целом предусмотренными законом способами" .
Такие высказывания свидетельствуют о том, что значительная часть научного сообщества не принимает выраженную в ст. 6 УПК РФ концепцию уголовного судопроизводства, а следовательно, и обусловленные ею общие и вытекающие из них частные правила. В связи с этим представляется важным понять, почему в ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. предпочтение было отдано раскрытию преступлений и неотвратимости уголовной ответственности, а в ст. 6 УПК РФ 2001 г. – защите прав и свобод личности.
Начнем с того, что предписания ст. 2 УПК РСФСР одновременно требовали решения двух противоречащих друг другу задач: с одной стороны, добиться быстрого и полного раскрытия преступлений с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию, а с другой – осуществить это так, чтобы ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Для определения приоритетной задачи необходим был выход за пределы системы уголовного процесса, обращение к цели, которая обладала бы более высокой иерархической значимостью и подчиняла себе все частные цели. Исходя из представлений о роли и предназначении государства, взаимодействии государства и личности в социалистическом обществе, выбор из двух задач был сделан в пользу борьбы с преступностью, которая, безусловно, доминировала в советском уголовном судопроизводстве, определяя его сущность и содержание принципов, стадий, институтов и норм уголовно-процессуального права. Законодатель не стал задумываться над тем, как можно, не ослабив процессуальные гарантии прав личности, закрепить в законодательстве достаточно жесткие меры и методы борьбы с преступностью. По тем же причинам в науке доминировал, да и сейчас, как показано выше, многими поддерживается, взгляд на уголовный процесс как на средство борьбы с преступностью. Тот очевидный факт, что борьба с преступностью путем "ужесточения" репрессий неизбежно происходит за счет ограничения прав обвиняемого, законодателем и наукой попросту игнорировался. Для оправдания явно доминирующей "репрессивной" стороны процесса была использована теоретическая конструкция, согласно которой якобы выраженные в цели и принципах уголовного процесса интересы социалистического государства – борьба с преступностью – гармонически сочетаются с законными интересами личности, а в целом процессуальная форма обеспечивает "как успешное осуществление интересов борьбы с преступностью, так и ограждение прав и законных интересов личности" . Однако соотнесение этой простой теоретической схемы с реальными общественными отношениями между публичной властью и обвиняемым показывало, что "законные" интересы последнего вовсе не совпадают с интересами государства. Сам "обвиняемый" с сомнением относился к такому "гармоническому взаимоотношению" с государством, злоупотребляя правом на защиту, затягивая процесс, утаивая от следствия и суда свою вину. Правда, и этому находилось объяснение в науке. Пытаясь подогнать объективные реалии общественной жизни под простую теоретическую схему, авторы отказывали интересам частных лиц в легитимности, если последние противоречили публичным интересам. Законными признавались лишь такие интересы обвиняемого, которые совпадали с задачами уголовного судопроизводства или могли быть удовлетворены не в ущерб общественным. Таким образом, с помощью тезиса о непротиворечивости интересов личности и государства снимался вопрос о поиске баланса между ними при формировании системы уголовно-процессуальных институтов.
История доказала, что тезис о непротиворечивости интересов личности и государства, их гармоническом сочетании – идеологический миф, фикция. Даже на "обывательском" уровне совершенно очевидно, что далеко не каждый злоумышленник стремится к самопожертвованию во имя публичных интересов. "Подсудимого и защитника вполне устраивает ситуация, когда преступление не раскрыто, истина не установлена" . Тем не менее логические пассажи о соотношении публичных и личных интересов как общего и особенного , где публичные интересы выражают сущностную основу личных и, следовательно, являются приоритетными , действовали завораживающе и приписывались объективным общественным отношениям. Но можно ли говорить о "гармоническом сочетании" личных и публичных интересов, если первые подчинялись вторым? Господствующее положение публичного интереса над частным – закономерность при классовом подходе к институтам государства и права, правам личности. Идея о том, что "государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какого-либо класса" , "машина для поддержания господства одного класса на другим" , а право – возведенная в закон воля господствующего класса придавала публичным интересам, понимаемым как интересы господствующего класса, значение абсолютных. При таком подходе публичный интерес отождествляется с интересами власти, которая не имеет каких-либо социальных ограничителей в виде незыблемых прав личности, а все институты государства и права строятся так, чтобы государству было легче достигать своих целей.
Господство государства над личностью выражалось в этатической трактовке прав человека, суть которой состояла в том, что "власти как бы даруют гражданам некоторые права и свободы. В такой социальной системе человек превращается в средство достижения целей, выгодных и угодных власти" , которая вправе устанавливать пределы дарованных прав или вовсе лишить личность этого дара, если последняя использует свои права эгоистично, не ради достижения поставленных целей. "В социалистическом обществе, – писал Н. В. Витрук, – открыто утверждается социально-классовый смысл прав и свобод граждан, поэтому в законе четко определяются границы (пределы) прав и свобод, что имеет целью обеспечить гармоническое сочетание в их содержании общественных и личных интересов" . Этатическая трактовка прав человека, подчеркивающая их государственный, а не естественный характер, позволяла государству вмешиваться в реализацию прав личности, устанавливая их пределы, с тем чтобы "гармонически" втиснуть их в рамки общественного интереса. "Отношение к правам человека как к “дару государства”, – отмечает И. В. Смолькова, – вытекает из тоталитарного режима и порождает пренебрежительное отношение к ним со стороны властей" .
Тем не менее, хотя и в меньшинстве, в советской науке были и другие взгляды на соотношение личных и общественных интересов. Так, М. С. Строгович неизменно утверждал, что гарантии прав и законных интересов личности в уголовном судопроизводстве, в том числе и обвиняемого, гуманистические принципы и институты судопроизводства не противоречат интересам правосудия, а полностью им соответствуют
. "С точки зрения интересов общества, гораздо важнее обеспечить прочную правовую охрану всем честным гражданам от необоснованного привлечения их к ответственности и осуждения, от необоснованного применения к ним мер процессуального принуждения. Для достижения этой цели, являющейся неотъемлемым элементом демократии, можно, по нашему мнению, мириться с возможностью единичных случаев, когда преступник уйдет от заслуженного наказания", – писала В. И. Каминская . Тогда это мнение было подвергнуто резкой критике: "Никакими соображениями, например, в том числе – заботой об охране прав и интересов личности от неосновательного привлечения и осуждения, нельзя оправдать нераскрытое преступление, необнаружение виновного или его неосновательное оправдание" . И хотя поставленная перед советским уголовным процессом задача, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию, была заведомо невыполнима, его нацеленность на охрану интересов общества, укрепление законности и правопорядка, предупреждение и искоренение преступлений позволяла оправдывать карательный, по своей сути, характер уголовного судопроизводства. Ввиду отсутствия в советском уголовном процессе состязательности, за достижение предусмотренных в ст. 2 УПК РСФСР целей и задач в равной мере были ответственны и суд, и органы уголовного преследования. Право обвиняемого на получение юридической помощи и профессиональную защиту ограничивалось стадией судебного разбирательства, так как допуск адвоката в предварительное расследование тормозил решение задачи быстрого и полного раскрытия преступления и изобличения виновного.
Известные политические и общественные перемены конца 1980 – начала 1990-х гг. привели к демифологизации объективных реалий общественной жизни, а вместе с тем к смещению координат в системе ценностей от безусловного подчинения личных интересов публичным до провозглашения человека, его прав и свобод высшей ценностью (ст. 2 Конституции РФ). Если прежде государство "наделяло" человека правами и свободами, то теперь в Конституции РФ признается, что права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения (ст. 17), и это позволяет говорить о естественном характере прав и свобод как существующих объективно, а не по воле законодателя. "Антиэтатический смысл данной конструкции очевиден, – пишет В. С. Нерсесянц, – основные права и свободы принадлежат каждому по безусловному естественному основанию (в силу природного факта рождения), а не в зависимости от диктуемых государством условий, не по усмотрению, воле и решению властей. Определенная стилизация под естественное право призвана здесь продемонстрировать исходную и безусловную свободу, правомочность и правосубъектность любого индивида в его отношениях со всеми остальными – государством, обществом, другими индивидами" .
Уголовно-процессуальная теория неспешно, но все-таки отреагировала на изменившуюся ситуацию. В литературе появились публикации с требованием преобразования уголовнопроцессуального законодательства в соответствии с Конституцией РФ, создания качественно нового уголовного процесса "охранительного типа, призванного быть гарантом от произвола карательных органов" . "Пороки нынешнего УПК, – писал В. М. Савицкий, – стали особенно очевидны, когда известные политические перемены дали возможность отбросить идеологические споры и оценить реальное положение дел в правосудии с позиций незыблемых общечеловеческих ценностей и приоритетов. <...> Должен быть создан новый закон, построенный на идеологии безусловного приоритета прав человека" .
Демократические процессы, происходящие в нашем обществе в течение последних десятилетий, постепенное изменение общественного сознания и восстановление признанных во всем мире ценностей – жизни, свободы, достоинства личности – вызвали не только стремление к преодолению ориентации правоохранительной деятельности на предпочтительную защиту публичного интереса , но и переосмысление самого понятия "публичные интересы". Этимология слова "публичность" (от лат. publicus – публичный, общественный, народный) позволила ученым выделить два значения этого термина:
1) открытый, принародный (этот аспект публичности нашел свое выражение в принципе гласности) и 2) общественный, т.е. не частный, всей гражданской общине принадлежащий . В публичности уголовного процесса заложено его служение не государству, а обществу. "Огосударствление" публичности привело к его подмене "официальностью", т.е. обязанностью осуществлять уголовное судопроизводство в силу служебных полномочий (ex officio), вследствие чего публичность стали понимать как принцип, "в соответствии с которым должностные лица и органы государства обязаны действовать от его имени и в его интересах (курсив мой. – В. Л. )" .
Между тем официальность уголовного судопроизводства – не принцип, а лишь характеристика регулируемых уголовнопроцессуальным правом общественных отношений. Известно, что уголовный процесс – это средство реализации уголовного права; устанавливая наличие уголовно-правовых отношений, государство реализует свое право на наказание правонарушителя, поэтому объектом уголовно-процессуального регулирования является, прежде всего, деятельность государственных (официальных) органов и их должностных лиц. Однако официальность уголовно-процессуальной деятельности сама по себе не дает ответа на вопрос о том, какие ценности защищает уголовное судопроизводство.
Если рассматривать публичные интересы как общественные, становится ясно, что мысль об их большей, чем интересы конкретного человека, важности, контропродуктивна. Используя примененную Ю. К. Орловым метафору, заметим, что общество как целостный организм не только безжалостно ампутирует "любой орган, если он представляет опасность для организма в целом" , но и заботится о каждом, даже самом мелком своем органе, особенно больном, бережет его, понимая, что болезнь этого органа опасна для всего организма. Заботясь о своем здоровье и безопасности, этот организм создает благоприятные условия для существования и развития каждой из своих клеток.
Диалектическое единство человека и общества неизбежно означает, что нарушение прав одного есть нарушение интересов всех, а защита прав каждого есть защита и общего интереса. Всенародно принятая Конституция России провозглашает права и свободы личности высшей ценностью не вопреки и не во вред публичным (т.е. общественным) интересам. Стоящее на службе общества (согласно ст. 7 Конституции Российская Федерация – социальное государство), получившее свою власть от народа (согласно ст. 3 Конституции РФ народ является носителем суверенитета и единственным источником государственной власти), государство не имеет какого-либо другого интереса, отличного от охраняемых законом интересов своих граждан. Любая деятельность государства: внешняя и внутренняя, мирная и военная, законодательная, исполнительная и судебная, имеет смысл лишь тогда, когда направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие каждого человека. Организуя борьбу с правонарушениями, государство защищает не только общественные интересы как таковые, но и интересы вполне конкретных членов общества. Представляется очевидным, что защита прав потерпевшего предполагает раскрытие преступления, установление виновного, взыскание с него причиненного ущерба, т.е. отчасти решается путем защиты публичных (общих) интересов. Публичным интересам соответствует и отказ от уголовного преследования невиновных, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (ч. 2 ст. 6 УПК РФ).
Провозгласив приоритет личности и возложив на государство в лице его органов обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина, Конституция РФ фактически придала интересам личности статус публичных. Публичность стала рассматриваться как обязанность уполномоченных государственных органов и должностных лиц не только "принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, виновных лиц и справедливому наказанию", но и "предотвратить неосновательное уголовное преследование или незаконное осуждение лиц" , а защита прав и законных интересов участвующих в деле лиц – как публично-правовая обязанность государственных органов, "конструктивный элемент начала публичности" .
И последнее: тезис о борьбе с преступностью как цели уголовного процесса мог существовать лишь в условиях инквизиционного, т.е. несостязательного, процесса. Невозможно и не нужно отрицать, что возбуждение и расследование уголовного дела, предпринимаемые в связи с совершением преступления, нацелены на раскрытие преступления, выявление и изобличение совершивших его лиц, и что уголовный процесс есть единственно возможный способ реализации уголовного закона. Однако процессуальная деятельность, направленная на выявление и изобличение лиц, совершивших преступление, согласно разъяснениям п. 55 ст. 5 УПК РФ, есть лишь одна грань, одна сторона уголовного судопроизводства, выраженная понятием "уголовное преследование". Если результат уголовного преследования принять за цель уголовного процесса, это будет означать, что уголовный процесс и есть уголовное преследование.
Сегодня вряд ли необходимо доказывать, что уголовный процесс не исчерпывается уголовным преследованием и не совпадает с ним. Органы уголовного преследования – дознаватель, следователь, прокурор – лишь часть функционирующих в уголовном судопроизводстве механизмов, представляющих результаты своего труда на объективный суд другого, независимого от них, самостоятельного органа, единственного правомочного принимать решение о признании лица виновным и назначении ему наказания. Говорить о том, что суд стремится к той же цели, что и органы уголовного преследования, значит отрицать не только идею разделения процессуальных функций и состязательность уголовного судопроизводства, но и независимость суда как органа самостоятельной (суверенной) судебной власти, т.е. посягать на конституционные основы Российского государства.
Мысль о том, что если бы уголовный процесс имел своей целью осуществление материального права на наказание, то законодатель ограничился бы наделением суда полномочиями, нужными лишь для репрессии, высказывалась и ранее. Однако судебная власть "снабжена полномочиями, достаточными для того, чтобы она была в состоянии доставить действительную безопасность личной свободе против посягательств на нее не только со стороны частных лиц, но и со стороны лиц должностных" , и это значит, что уголовный процесс – не средство борьбы с преступностью, а привилегия для граждан, сумма гарантий для обвиняемого от произвола государства . Эти идеи легли в основу концепции самоограничения государства и, как следствие, в основу нового УПК РФ.
Итак, уголовный процесс как вид государственной деятельности является средством (способом) реализации функции защиты прав и свобод человека и гражданина. Осуществляемое в строгом соответствии с законом производство по уголовному делу обеспечивает защиту прав и свобод любого лица, ставшего участником уголовно-процессуальных отношений. Социальное назначение уголовного судопроизводства, как точно замечает И. Б. Михайловская, состоит в том, чтобы максимально снизить неизбежные отрицательные последствия применения уголовной репрессии . "Сущность уголовно-процессуального права двуедина, но по сравнению с уголовным правом преимущественное значение имеет та сторона этой двуединой сущности, которая гарантирует свободу граждан от злоупотребления государством своей репрессивной властью" .
Обозначив таким образом социальное назначение уголовного судопроизводства, законодатель должен был существенно изменить состав и содержание принципов уголовно-процессуального права.
- См.: Концепция судебной реформы в Российской Федерации / сост. С. А. Пашин. М.: Республика, 1992. С. 6.
- Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2 т. СПб. : Альфа, 1996. Т. 1.С.8.
- Ларин А. М. Презумпция невиновности. М., 1982. С. 62.
- Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. С. 13.
- Михайловская И. Б. Цели, функции и принципы российского уголовного судопроизводства (уголовно-процессуальная форма). М. : Проспект, 2003. С. 30–31.
Установление конституционной обязанности государства по признанию, соблюдению и защите прав человека и гражданина (ст. 2) требует применения наиболее эффективного комплекса мер, направленных на обеспечение личной и имущественной безопасности участников уголовного процесса. Эти меры приобретают особую актуальность по делам об организованной преступности, когда блокируются усилия суда по рассмотрению дела, запугиваются, запутываются и подкупаются свидетели, потерпевшие, подозреваемые, работники правоохранительных и судебных органов. Государство обязано гарантировать защиту прав участников уголовного процесса и работников правоохранительных органов.
Исследование проблем защиты прав человека в уголовном процессе было и остается актуальной задачей юридической науки. Одна из таких проблем - определение самого понятия защиты прав личности в данной сфере. В специальном уголовно-процессуальном смысле защитой называют функцию, состоящую в опровержении или в ослаблении обвинения (подозрения). Это функция обвиняемого, подозреваемого, защитника.
Статья 48 Конституции РФ 1993 г. является конституционной основой этой функции у защитника. Причем указано, что на защиту имеет право каждый и если у него нет средств, ему эту помощь оказывают бесплатно.
Общие положения ст. 49 Конституции, согласно которой каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. При этом обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность при судебном разбирательстве.
Демократические преобразования в этой сфере начали действовать еще до принятия Конституции в 1993 г. Законом РФ от 23 мая 1992 г. были введены значительные гарантии права обвиняемого и подозреваемого на защиту. Например, вступле-I
ние в дело защитника должно было происходить немедленно вслед за возбуждением уголовного преследования. Была предусмотрена процедура производства судебной проверки законности и обоснованности ареста. Конституция РФ 1993 г. предусматривает расширение сферы судебного контроля за действиями, ограничивающими конституционные права и свободы граждан. Отныне производство таких следственных действий, как наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, заключение под стражу, должно допускаться только на основании судебного решения, о чем прямо указано в ст. 22 Конституции РФ и развито в отраслевом законодательстве. В УПК РФ 2001 г., вступившем в силу с 1 июля 2002 г., арест подозреваемого и обвиняемого до суда допускается только на основании судебного решения по истечении 48 часов с момента фактического задержания. Необходимо отметить, что эффективной защите конституционных прав и свобод граждан в сфере уголовного судопроизводства способствует введение требования обязательного приведения в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого основных доказательств, на которых оно основывается. Действующий закон говорит о необходимости мотивировать постановление о привлечении в качестве обвиняемого. В нем должны быть указаны обстоятельства совершения преступления. Защите прав граждан в судебном разбирательстве способствует также принцип свидетельского иммунитета. В ст. 51 Конституции говорится, что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. В подобном случае суд обязан разъяснить свидетелю его право отказаться от дачи показаний, если они, по его мнению, могут быть использованы в доказательстве вины обвиняемого, являющегося его близким родственником.
Важной гарантией соблюдения законности, обеспечения прав и законных интересов личности в уголовном процессе служит упоминающийся в Конституции запрет на использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ч. 2 ст. 50). В его основе лежит учет того, что малейшее от
ступление от требований, предъявленных законом к содержанию и форме судебных доказательств (их источнику и способу получения), всегда отрицательно сказывается на качестве сведений, которые они несут, негативно влияет на процесс установления истины по уголовным делам, позволяет манипулировать свидетельскими показаниями.
В более широком смысле в ст. 45,46 Конституции РФ защита означает отпор неправомерному причинению вреда. В этом смысле право на защиту должно быть обеспечено в равной степени потерпевшему, свидетелю, защитникам и другим участникам процесса, которые должны быть надежно ограждены от угроз и насилия с целью повлиять на их показания, позицию, от мести и т. п. Положение потерпевшего всегда и везде было на последнем листе, судебные процедуры были направлены в основном на соблюдение прав подозреваемого, обвиняемого, осужденного. Исследования в этой области показали необходимость коренным образом изменить отношение к потерпевшему от преступления. Назрела необходимость принятия закона о защите потерпевшего и свидетелей, расширяющего возможности государства в этом направлении.
Установление конституционной обязанности государства по признанию, соблюдению и защите прав человека и гражданина (ст. 2) требует применения наиболее эффективного комплекса мер, направленных на обеспечение личной и имущественной безопасности участников уголовного процесса. Эти меры приобретают особую актуальность по делам об организованной преступности, когда блокируются усилия суда по рассмотрению дела, запугиваются, запутываются и подкупаются свидетели, потерпевшие, подозреваемые, работники правоохранительных и судебных органов. Государство обязано гарантировать защиту прав участников уголовного процесса и работников правоохранительных органов.
Исследование проблем защиты прав человека в уголовном процессе было и остается актуальной задачей юридической науки. Одна из таких проблем - определение самого понятия защиты прав личности в данной сфере. В специальном уголовно-процессуальном смысле защитой называют функцию, состоящую в опровержении или в ослаблении обвинения (подозрения). Это функция обвиняемого, подозреваемого, защитника.
Защищать права граждан в уголовном судопроизводстве призваны положения ст. 49 Конституции, согласно которой каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. При этом обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность при судебном разбирательстве. По этим соображениям не могут применяться нормы УПК, предоставляющие судье право при подготовке уголовного дела к слушанию прекращать его по нереабилитирующему основанию. При обнаружении обстоятельств, позволяющих освободить обвиняемого от уголовного наказания, дело должно пройти стадию судебного разбирательства и завершиться обвинительным приговором, хотя и без назначения наказания.
Конституция РФ предусматривает расширение сферы судебного контроля за действиями, ограничивающими конституционные права и свободы граждан (ст. 22, 23). Отныне производство таких следственных действий, как наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию, заключение под стражу, должно допускаться только на основании судебного решения, что предусматривает новый УПК РФ.
Необходимо отметить, что эффективной защите конституционных прав и свобод граждан в сфере уголовного судопроизводства может способствовать введение требования обязательного приведения в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого основных доказательств, на которых оно основывается. Действующий закон говорит о необходимости мотивировать постановление о привлечении в качестве обвиняемого. В нем должны быть указаны обстоятельства совершения преступления. Реализация этих положений на практике, т.е. неприведение самих доказательств, приводит к тому, что обвиняемый и его защитник лишаются возможности осуществлять действенную защиту от предъявленного обвинения. Введение в закон предлагаемого решения позволит более эффективно защищать законные интересы обвиняемого и в кратчайшие сроки показать несостоятельность обвинения, если оно таковым является.
Защите прав граждан в судебном разбирательстве способствует также принцип свидетельского иммунитета. В ст. 51 Конституции говорится, что никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. В подобном случае суд обязан разъяснить свидетелю его право отказаться от дачи показаний, если они, по его мнению, могут быть использованы в доказательстве вины обвиняемого, являющегося его близким родственником.
Важной гарантией соблюдения законности, обеспечения прав и законных интересов личности в уголовном процессе служит упоминающийся в Конституции запрет на использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ч. 2 ст. 50). В его основе лежит учет того, что малейшее отступление от требований, предъявленных законом к содержанию и форме судебных доказательств (их источнику и способу получения), всегда отрицательно сказывается на качестве сведений, которые они несут, негативно влияет на процесс установления истины по уголовным делам.
В более широком смысле в ст. 45, 46 Конституции Российской Федерации защита означает отпор неправомерному причинению вреда. В этом смысле право на защиту должно быть обеспечено в равной степени потерпевшему, свидетелю, защитникам и другим участникам процесса, которые должны быть надежно ограждены от угроз и насилия с целью повлиять на их показания, позицию, от мести и т.п.
Положение потерпевшего всегда и везде было на последнем листе, судебные процедуры были направлены, в основном, на соблюдение прав подозреваемого, обвиняемого, осужденного. Исследования в этой области показали необходимость коренным образом пересмотреть отношение к потерпевшему от преступления. Практика говорит о необходимости пересмотра действующего уголовно-процессуального законодательства в целях усиления защиты прав и законных интересов потерпевших и свидетелей.
В заключение, остановимся поподробнее на судебной проверке законности и обоснованности арестов. Право на свободу и личную неприкосновенность принадлежит каждому человеку, поэтому во всех случаях нарушения данного права гражданин может требовать его восстановления по суду (ст. 46 Конституции). В соответствии со ст. 22 Конституции арест допускается только по судебному решению, до судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов. Конституция не разрешает арест на основании единоличного постановления судьи, закон разрешает только коллегиальному суду избрать или изменить меру пресечения и принять, в частности, решение об аресте.
Судопроизводство по жалобам на незаконный и необоснованный арест и его продление осуществляется с участием сторон. Это означает равенство процессуальных средств, при помощи которых стороны могут отстаивать свои утверждения и оспаривать утверждения других сторон. Право на неприкосновенность личности и справедливый суд, положение о равенстве сторон перед законом и судом, о праве на защиту и информацию, о чем сказано в Конституции РФ, призваны обеспечивать человеку реальную возможность отстаивать свои права и интересы.
Условия и порядок приема на службу Вакансии государственной гражданской службы Назначения167982, Республика Коми, г.Сыктывкар, ул. Пушкина, д. 23
Защита прав граждан в уголовном судопроизводстве
16.05.2013Защита конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве определяет смысл процессуального законодательства. Именно поэтому применительно к роли прокурора, следователя, дознавателя государственный интерес заключается в реализации прав человека и гражданина независимо от того, какое процессуальное положение занимает субъект, является ли он потерпевшим либо подозреваемым (обвиняемым).
Практика прокурорского надзора свидетельствует о существенных сбоях механизма такой защиты. Число выявленных нарушений в действиях органов следствия и дознания не снижается.
Один из основных факторов, подталкивающих недобросовестных сотрудников к применению незаконных методов дознания и следствия, - упрощенная, основанная исключительно на статистических показателях система ведомственной оценки работы правоохранителей.
Именно этим объясняются попытки добиться от человека признания в том, чего он не совершал, т.е., не утруждая себя работой, как можно скорее отрапортовать о раскрытии преступления.
Такое отношение к службе в угоду созданию искусственных показателей успешной работы отнюдь не редкость и не всегда пресекается непосредственными руководителями.
За 2012 год органы прокуратуры Республики Коми поставили на учет более 2 тыс. укрытых должностными лицами правоохранительных органов преступлений. Большая часть из них - это случаи, когда сообщения о преступлениях либо не регистрировались, либо по ним принимались явно незаконные решения об отказе в возбуждении уголовного дела. Если учитывать, что, как правило, все эти преступления изначально вызывали сложность в раскрытии, а потому «портили» результативность работы правоохранителей, мотив подобных нарушений становится очевидным.
По указанным фактам умышленного непринятия мер к защите граждан от преступных посягательств около 700 должностных лиц привлечены по прокурорским представлениям к дисциплинарной ответственности.
Решить эту проблему можно, только избавив сотрудников от статистического прессинга, зависимости их служебного положения от «красоты» общих показателей раскрываемости преступлений. Именно введение объективных критериев оценки результатов служебной деятельности позволит раз и навсегда отбить желание «лакировать» статистику, в том числе путем фальсификации доказательств и документов, укрытия от учета сложных в раскрытии преступлений.
Для этого стоит учесть международный опыт, максимально упростить показатели оценки, обеспечить их неразрывную связь с общественным мнением и отношением граждан к работе правоохранительных органов.
Прежде всего, речь может идти об отношении к повседневной работе: своевременности принятых мер, их полноте, качестве, правильности принимаемых решений, в том числе по квалификации действий, недопустимости ее искусственного завышения или занижения и т.п.
Важнейшим критерием, по которому можно будет судить о сотруднике правоохранительных органов, также должна стать законность его действий.
К примеру, деятельность оперуполномоченного не может быть признана положительной, если он незаконно отказал в принятии хотя бы одного заявления о преступлении.
В связи с этим возвращение прокурору права своим постановлением возбудить уголовное дело было бы серьезной гарантией соблюдения прав потерпевших на судебную защиту и доступ к правосудию, а также пресечения фактов превышения полномочий в отношении подозреваемых (обвиняемых).
Подобное право прокурора сведет на нет практику доминирования внутриведомственных интересов над реализацией задач уголовного судопроизводства, когда осуществление правозащитной функции нередко рассматривается следственными и оперативными подразделениями не как обязательное условие, а как помеха реализации функции уголовного преследования.
В подтверждение своей позиции не могу не отметить, что при всем многообразии содержания осуществляемых прокурорами ведущих европейских стран (Германии, Франции, Италии, Испании и др.) функций уголовного преследования в него неизменно входит, помимо прочего, возбуждение уголовного дела (инициация уголовного преследования). Во всех этих государствах прокуратура или аналогичные ей органы вправе инициировать уголовное преследование. Поэтому наделение прокурора подобными полномочиями является обычной практикой.
Более того, право возбуждения прокурором уголовного дела не является рудиментом и советской правовой доктрины, поскольку содержалось еще в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г., согласно которому прокурор и его товарищи могли возбуждать дела как «по доходящим до них сведениям, так и по непосредственно им установленным преступлениям или признакам преступных деяний».
Не способствуют реализации правозащитной функции прокуратуры и нормы УПК, предусматривающие прекращение уголовного дела исключительно органами предварительного расследования. Является нонсенсом, что в действующей редакции ст. 37 УПК прокурор не может прекратить незаконное уголовное преследование не только на стадии предварительного расследования, но даже на стадии утверждения обвинительного заключения.
О том, что расширение полномочий прокуратуры способно кардинально повлиять на обеспечение законности, свидетельствует то, что во многом увеличение числа выявленных укрытых в 2011 г. преступлений, возбужденных по ним уголовных дел можно объяснить как раз принятыми в 2011 г. законодательными поправками, предоставляющими прокурорам право самостоятельно принимать решения об отмене постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела.
В связи с этим следует четко закрепить в уголовно-процессуальном законодательстве принцип обязательности требований прокурора и механизм их исполнения, а также ответственность за умышленное игнорирование. Это опять же не новелла, а реанимирование правовых традиций, сложившихся со времен действия Устава уголовного судопроизводства 1864 г., ст. 281 которого обязывала следователя исполнять законные требования прокурора или его товарища с отметкой в протоколах, какие именно меры приняты по его требованию. Разрешение же разногласий при исполнении указанных требований между следователем и прокурором имеет смысл оставить на усмотрение суда, что, во-первых, сделает конечную позицию по спору окончательной и однозначно авторитетной, а во-вторых, предотвратит возможность длительной процедуры рассмотрения разногласий через вышестоящего прокурора и руководителя следственного органа.
Наконец, исходя из равенства защиты прав любого участника уголовного судопроизводства, отказ в государственной защите от преступления в какой-либо форме (непринятие заявления, вынесение незаконного постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и др.) должен влечь такие же последствия, что и незаконное привлечение лица к уголовной ответственности, - имеется в виду право на обращение в суд с заявлением о возмещении ущерба, принесение официального извинения и т.п. Подобная обеспечительная мера, которая нуждается в правовой регламентации, будет способствовать надлежащему выполнению со стороны органов дознания и следствия обязанностей реализации прав как обвиняемого, так и потерпевшего.
Селина Елена Викторовна
доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Российского университета дружбы народов [email protected]
О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ ПРАВОВОГО МЕХАНИЗМА ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВ ГРАЖДАН В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
doctor of law, docent, professor. Department of criminal law, criminal procedure and criminalistics,
People’s Friendship University of Russia [email protected]
About some problems of
A LEGAL MECHANISM FOR ENSURING THE RIGHTS OF CITIZENS IN CRIMINAL PROCEEDINGS
Аннотация. В данной статье анализируются проблемы уголовно-процессуальной реабилитации, презумпции невиновности, презумпции вменяемости, гарантий прав личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства, предопределенных конституционной основой естественного правопонимания. Рассматриваются естественное и правовое бремена доказывания. Обосновывается, что задача судебного эксперта - экстраполировать выводы, сделанные в результате обследования человека и изучения предоставленных материалов, на информационную модель совершения им определенных действий, описанных в экспертном задании.
Ключевые слова: реабилитация, невиновность, непричастность, невменяемость, наказуемость, преступность, естественное право, бремя.
Annotation. This article analyzes the problems of criminal procedural rehabilitation, the presumption of innocence, the presumption of sanity, guarantees the rights of individuals involved in criminal proceedings, predefined by the constitutional basis of natural law thinking. The author discusses natural and legal burdens of proof.
It is proved that the task of the assessor is to extrapolate the findings in the examination of human and learning materials provided on the information model performing certain actions described in the expert job.
Keywords: rehabilitation, innocence, innocence, insanity, penalty, crime, natural law, the burden
В новом видении системы гарантий прав личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства, предопределенном воспринятой Конституцией РФ 1993 г. теорией естественного права, вот уже более 20 лет выявляются детали, укрывшиеся от первоначального взгляда законодателя. Не все из связанных с этим проблем охватывают широкую судебноследственную практику, но все они отражаются на восприятии современного российского права и правосознании граждан.
Начнем с того, что механизм осуществления положений от. 10 Уголовного кодекса РФ об обратной силе уголовного закона, устраняющего преступность деяния, так и не получил полного воплощения.
Издание такого закона, т.е. закона, декриминализирующего деяние, - это, конечно, не ежедневный насущный вопрос для большинства граждан, попавших в сферу уголовного судопроизводства, а, наоборот - большая редкость. Но все же возможны (на практике крайне редки) обращения граждан в Конституционный Суд РФ (далее - КС РФ) и Европейский Суд по правам
человека (далее - ЕСПЧ), касающиеся положений УК РФ. К тому же правовой механизм реабилитации всех незаконно обвиненных в годы советского лихолетья, который мыслился согласно системе уголовного процесса, включенной в новый УПК РФ (2001 г.), не завершен в этой части. Например, к 75-летнему юбилею пятого российского нобелевского лауреата по литературе, можно вспомнить о нелепом приговоре за тунеядство в период самого продуктивного творческого процесса.
Реабилитация (новое понятие, введенное действующим УПК РФ) относится к тем, в отношении кого выяснилось, что инкриминируемое деяние вообще не имело места, не содержит вмененного в вину состава преступления или совершено не обвиняемым, который признается непричастным к совершению этого преступления. Но если отменен сам состав преступления -правовые последствия должны быть иными. Простой тест для этого: под декриминализацию «с натяжкой» можно подвести все три варианта реабилитирующих выводов, но с уточнением, что речь идет не о вмененном (инкриминированном), а о каком бы то ни было преступлении. Не
существует больше определенного состава преступления, значит - в отношении привлеченных лиц нет события какого-либо преступления, состава какого-либо преступления, причастности к какому-либо преступлению.
Как это регулируется действующим УПК РФ?
В случае, когда приговор еще не вступил в законную силу, а преступность и наказуемость деяния уже были устранены новым уголовным законом, уголовное преследование прекращается с формулировкой «а отсутствием состава преступления» (ч. 2, п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ).
Но после вступления приговора в законную силу декриминализация деяния влечет лишь освобождение от наказания (п. 13 ст. 397 УПК РФ). Данный вопрос решается судом по ходатайству самого осужденного (п. 2 ч. 1 ст. 399 УПК РФ) или по представлению учреждения, исполняющего наказание (п. 5 ч. 1 ст. 399 УПК РФ), если к тому времени гражданин еще отбывает наказание.
Думается, издание закона, устраняющего преступность деяния, должно влечь утрату приговором суда законной силы, что предполагает отмену самого решения «признать виновным». Полномочия по инициированию отмены приговоров в таких случаях могут быть возложены на органы государства, отслеживающие изменения в законодательстве.
Но не должна быть исключена и возможность добиваться решения реабилитирующего характера в отношении фактического состава, установленного в ходе уголовного судопроизводства, хотя и не образующего более состава преступления. В Постановлении от 19.11.2013 №24-П КС РФ разъяснил, что взаимосвязанные положения ст. 1о УК РФ и ряд положений УПК РФ (ч. 2 ст. 24, ч. 2 ст. 27, ч. 4 ст. 133, ст. 212) не соответствуют Конституции РФ в той мере, в какой они лишают лицо, уголовное преследование которого прекращено на досудебной стадии уголовного судопроизводства вследствие принятия нового уголовного закона, устраняющего преступность и наказуемость инкриминируемого ему деяния, возможности обжалования в судебном порядке законности и обоснованности вынесенных в ходе осуществления уголовного преследования этого лица актов органов дознания и предварительного следствия, в том числе фиксирующих выдвинутые подозрение, обвинение в инкриминируемом ему деянии, применение мер процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, а в случае установления их незаконности и необоснованности - возможности признания за ним права на реабилитацию.
Федеральным законом от 08.03.2015 № 36-ФЗ в УПК РФ введена статья 125.1, посвященная особенностям рассмотрения отдельных категорий жалоб - жалоб на постановление о прекращении уголовного дела или уголовного преследования, в частности, по основаниям, указанным в части второй статьи 24 УПК РФ, если до вступления приговора в законную силу преступность и нака-
зуемость деяния были устранены новым уголовным законом. Лицо, в отношении которого прекращено уголовное преследование по этому основанию, вправе добиваться признания данного постановления незаконным и необоснованным перед судом, рассматривающим жалобу с применением норм главы 37 УПК РФ, посвященной судебному следствию.
Как представляется, все положения УПК РФ о действии уголовного закона, подлежащего применению по уголовному делу, целесообразно изложить в отдельной главе, в которую следует поместить, помимо процедуры осуществления решения законодателя о декриминализации деяния, - также все положения, относящиеся к инициированию участниками уголовного процесса решения законодателя о декриминализации. Такое инициирование возможно посредством обращения в КС РФ или ЕСПЧ. Решения обоих названных судов УПК РФ рассматривает в качестве новых обстоятельств, «ис^ючающих преступность и наказуемость деяния»: нечто среднее между декриминализацией (устранение, как преступности, так и наказуемости деяния) и необходимой обороной и прочими обстоятельствами, исключающими преступность деяния (когда об устранении наказуемости речи нет, это естественно предопределено). В первоначальной редакции УПК РФ «новые обстоятельства» -это обстоятельства, устраняющие преступность и наказуемость деяния.
Но, например, ЕСПЧ рассматривает вопросы и права, и практики, при этом не изменяет ни обжалованные решения, ни - законы, а лишь толкует Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, устанавливает нарушение ее положений, дает рекомендации национальным государственным органам (и может присудить денежную компенсацию). Правовой механизм с участием ЕСПЧ в российском УПК не разработан: об ЕСПЧ говорится лишь трижды (ст. 413-415) в связи с его решениями. При этом средства реагирования Президиума Верховного Суда РФ на решение ЕСПЧ, предусмотренные УПК РФ (ч. 5 ст. 415) однообразны для всех видов этих решений (касающихся законодательства или практики): отменить или изменить обжалованное решение.
Особый механизм обращения Верховного Суда РФ с законодательной инициативой в Государственную Думу в связи с решением ЕСПЧ по уголовному делу, находящемуся на рассмотрении суда, не предусмотрен. Какие-либо обращения в органы государства граждан в связи с состоявшимся решением ЕСПЧ также не охвачены уголовно-процессуальной формой. Направление судом запроса в Конституционный Суд РФ или принятие Конституционным Судом РФ к рассмотрению жалобы о соответствии закона, примененного или подлежащего применению в уголовном деле, Конституции Российской Федерации, предусмотрено в качестве основания приостановления производства по уголовному делу в суде (п. 3 ч. 1 ст. 238 УПК РФ). Эти положения также по изложенной концепции должны войти в предлагаемую главу УПК РФ о действии уголовного закона, подлежащего применению.
Реабилитация - это, прежде всего, восстановление доброго имени человека. Обеспечением этой возможности придан новый вектор современному пониманию приоритета прав человека в государстве. При этом есть нормативноправовые акты, связывающие правовые последствия, важные для граждан, обвиненных в преступлении, с прекращением уголовного преследования именно по реабилитирующим основаниям. Таково, например, Положение о правоохранительной службе в органах по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ от 05.06.2003 № 613 (ред. от
01.07.2014). В нем раскрывается, какие основания прекращения уголовного преследования относятся к реабилитирующим (непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления, отсутствие события преступления, отсутствие в деянии состава преступления).
Однако, ряд противоречий уголовно-процессуального закона не позволяет добиться справедливого отражения в официальных решениях реального положения дел. В первую очередь, следует говорить о делах частного обвинения.
В случае отзыва частным обвинителем своего заявления, принятого мировым судьей, оформляется решение о прекращении уголовного преследования в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым (ч. 2 от. 20; ч. 5 от. 319 УПК РФ). По делам публичного и частно-публичного обвинения при отказе от обвинения обвинителя, который является государственным, принимается реабилитирующее решение: об отсутствии события или состава преступления или о непричастности лица к совершению преступления (ч. 7 от. 246 УПК РФ).
Сравнению положения ч. 2 от. 20 не с 246-ой статьей, а со от. 25 УПК, есть методические основания. Но в целях обеспечения прав личности следует сопоставить статьи 20 и 246. В качестве элементов частного начала в уголовном судопроизводстве, действительно, сопоставимы, прежде всего, такие основания прекращения уголовного преследования, как «в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым» по делу частного обвинения (за^ючающегося хотя бы и в одностороннем отзыве заявления - от. 20 ч. 2 УПК) и «в связи с примирением сторон» по от. 25 УПК по делам о преступлениях небольшой или средней тяжести, в случаях, если обвиняемый примирился с потерпевшим и загладил причиненный ему вред. Второе невозможно вопреки желанию обвиняемого, а первое, согласно судебной практике, - не предусматривает учета согласия обвиняемого.
Думается, при отказе частного обвинителя от обвинения уголовное преследование должно прекращаться по одному из реабилитирующих оснований (отсутствие события преступления, отсутствие в деянии состава преступления, непричастность обвиняемого к совершению преступления).
Прекращение уголовного преследования в ходе досудебного производства предполагает либо
реабилитирующий вывод (отрицательный относительно состоятельности обвинения), либо -согласие лица на прекращение в отношении него уголовного преследования по нереабилитирующему основанию (ч. 2 от. 27 УПК РФ). Но есть одно исключение. В соответствии с п. 1 ч. 1 от. 439 УПК РФ следователь прекращает уголовное дело, если посчитает установленным факт совершения невменяемым лицом общественноопасного деяния и решит, что характер совершенного деяния и психическое расстройство лица не связаны с опасностью для него или других лиц либо возможностью причинения им иного существенного вреда.
Каких-либо особых правил обжалования этого решения, отличных от общего порядка обжалования действий и решений органов, ведущих досудебное производство (от. 125 УПК РФ), закон не предусматривает. При этом решение, предусмотренное п. 1 ч. 1 от. 439, по сути, является итоговым решением по уголовному делу, содержащим положительный вывод о доказанности деяния. Для обжалования таких решений уголовно-процессуальным законом предусмотрены условия обращения в вышестоящие судебные инстанции со всеми соответствующими этому условиями (вышестоящий суд, состязательность, рассмотрение существа дела). А в данном случае лицо не получает такого права, чем может быть нарушен процесс установления истины.
Считается, что в России, в отличие от западных государств, бремя доказывания никогда не перемещается на обвиняемого. Так, в американской системе права бремя доказывания невменяемости обвиняемого лежит на стороне защиты, если на невменяемость ссылается сторона защиты.
В доктрине российского уголовного процесса традиционно считается, что бремя доказывания (в виде обязанности) лежит только на стороне обвинения. Для вопросов невменяемости законодательное обязывание осуществлено вдвойне: помимо общей обязанности стороны обвинения по доказыванию обстоятельств общественно опасного деяния в целом, установлено обязательное проведение судебной экспертизы. Назначение и производство судебной экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое или физическое состояние подозреваемого, обвиняемого, когда возникает сомнение в его вменяемости (п. 3 от. 196 УПК РФ).
Данное положение, однако, не отменяет того, что в России действует презумпция вменяемости, неизменная, как и любая фактическая презумпция: сомнение во вменяемости лица в качестве условия применения от. 196 УПК РФ отражает личностнооценочный аспект этого условия и свидетельствует о дискреционном характере данной нормы. В том случае, если ни у следователя, ни у судьи не возникло сомнений во вменяемости обвиняемого, усилия по доказыванию невменяемости могут быть приложены только со стороны защиты.
Если расследуется общественно опасное деяние, совершенное в условиях очевидности, в
присутствии множества свидетелей, то иногда может создаться впечатление, что основанием для экспертизы послужил один только характер инкриминируемого содеянного, поскольку он неотделим от других проявлений странного поведения лица, подтвержденного свидетелями и достаточного для назначения экспертизы.
Характер содеянного в инкриминируемом деянии, не сообразующийся ни с какими представлениями о преступных, аморальных, но все же свойственных здоровому человеку мотивах поведения, при отсутствии других данных, не может служить основанием назначения судебнопсихиатрической экспертизы. Лицо, направленное на экспертизу, может оказаться впоследствии непричастным к данному деянию, как это произошло в известном случае сфабрикованного дела против Д. Медкова, обвиненного в убийстве сестры, оказавшейся живой и здоровой.
Иными словами, в качестве исходной для эксперта информации не может преподноситься лишь то обстоятельство, согласно которому следователь убежден в совершении определенным человеком определенных действий. Наоборот, инкриминируемые действия должны преподноситься эксперту лишь в качестве возможной модели, так что было бы не лишним представлять на экспертизу несколько моделей действий, лишь одна из которых действительно интересует расследование, имея реальную подоплеку.
Моделирование и экстраполяция, осуществленные экспертом при оценке юридического критерия невменяемости, отражаются в выводах эксперта путем избрания формулировок, содержащих указание на возможность или исключение возможности для лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, если предположить, что этим лицом совершено деяние, описанное в постановлении о назначении экспертизы. Отрицательный вывод наиболее лаконичен: степень болезненных расстройств недостаточно значительна для того, чтобы исключить вменяемость при совершении действий, описанных в экспертном задании. Положительный вывод требует более пространного ответа.
Именно о наличествующих либо исключенных поведенческих возможностях, а не о состоявшемся событии общественно опасного деяния либо преступления, делает вывод эксперт. В качестве возможностей (а не данностей) акты поведения должны получить необходимую детальную проработку психологического механизма. Такой подход полностью соответствует презумпции невиновности.
Понятие «бремя доказывания» вошло в текст УПК при последней кодификации.
Представляется, что следует различать естественное и правовое бремена доказывания.
Естественное бремя доказывания составляет коммуникативный груз ответственности за соответствие предоставленной информации сведе-
ниям о реальной жизни, которыми обладают другие люди. Желающий вызвать к себе доверие добивается признания правоты своих слов. Тот, кто что-либо утверждает, должен это подтвердить или указать пути такого подтверждения. Другие люди при этом не обременены доказыванием уже потому, что они не в состоянии осуществить подтверждение чего-то, им не известного или ими не сформулированного. Естественное бремя доказывания означает необходимость подтверждения того, на что кто-либо ссылается. Такое бремя показывает недостаточность голословных утверждений, за исключением утверждения о невиновности - на основе презумпции невиновности. Естественное бремя доказывания отражено, например, в предупреждении задерживаемого по подозрению в совершении преступления о том, что все сказанное им может быть использовано против него (сказал «А», говори и «Б» и т.п.) Естественное бремя доказывания, образующееся у обвиняемого, как правило, свидетельствует против него.
Правовое бремя доказывания означает правовую обязанность доказывания. Логически бремя доказывания не означает обременения правовыми обязанностями или возможностью обернуться сложными правовыми последствиями. Но в уголовном процессе данные обременения всегда присутствуют. Обязанность доказывания лежит на органах государства, ведущих уголовный процесс, а угроза последствий недоказанности утверждений - на обвиняемом.
Поэтому нельзя ставить знак равенства между нарушением прав обвиняемого и констатацией в отношении него естественного бремени доказывания, не охваченного презумпцией невиновности, а основанного на сложившихся фактических презумпциях, важных для данного случая.
Бремя доказывания виновности обвиняемого лежит на стороне государственного обвинения, преодолевающей презумпцию невиновности. Если защита ссылается на невменяемость, то, напротив, уже сторона защиты преодолевает установленную презумпцию - презумпцию вменяемости.
Думается, презумпция вменяемости имеет иную правовую природу, чем презумпция невиновности. Презумпция невиновности определена правовым статусом человека и гражданина, а презумпция вменяемости - наблюдающимся в обществе процентом больных психическими расстройствами, приходящимся «на душу населения».
Презумпция невиновности является в чистом виде правовой презумпцией. Презумпция вменяемости относится к категории фактических презумпций. В отличие от других таких презумпций (например, презумпций физических возможностей обычного человека) она моделируется как социальная норма, поскольку:
1) используется для огромного множества случаев;
2) скрыто содержит в себе возможные преференции для обвиняемого.
(Официально лицо освобождается от ответственности по причине заболевания и отсутствия способности понимать свои действия и отдавать себе в них отчет. А практически человек не подвергается наказанию).
Таким образом, презумпция вменяемости не противоречит презумпции невиновности.
В заключение следует отметить, что в юридической литературе рассматривается широкий спектр актуальных проблем уголовного судопроЛитература:
1. Ларин Е.Г. Новая обязанность потерпевшего в связи с его участием в производстве следственных действий // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2015. № 2.
2. Бородинова Т.Г. Пересмотр приговоров, поста-
новленных в особом порядке принятия судебного решения. «Гуманитарные, социально-экономи-
ческие и общественные науки». 2015. №1.
изводства, начиная от введения уголовной ответственности потерпевшего за уклонение от прохождения освидетельствования и судебной экспертизы и вплоть до пересмотра приговоров, постановленных в особом порядке принятия судебного решения . И в то же время, например, изменения, внесенные в УПК РФ 8 марта 2015 года, включают четыре федеральных закона. Одним из них частично решена одна из проблем, ради решения которых задумывалась эта статья. В целом о завершении законодательной реформы говорить еще очень рано.
1. Larin E.G. A new duty of the victim in connection with his participation in investigative actions // Humanities, Social-economic and Social Sciences. 2015. № 2.
2. Borodinova T.G. The revision of judgments taken in a specific order of a court decision // Humanities, Social-economic and Social Sciences. 2015. № 1.