КОРЫСТНАЯ И ИНАЯ ЛИЧНАЯ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ КАК ПРИЗНАК ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ДОЛЖНОСТНЫМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ

Вифлянцева Надежда Алексеевна,Пересыпка Дмитрий Анатольевич

Студентка 3 курса Российского Государственного Университета Правосудия (РГУП), Ростов-на-Дону, Российская Федерация.

Студент 3 курса Российского Государственного Университета

Правосудия (РГУП), Ростов-на-Дону, Российская Федерация.

Аннотация

В статье разбираются некоторыевопросы, касающиеся таких причин злоупотребления должностными полномочиями, как корыстная материальная и не материальная личная заинтересованность. Анализа важности и значимости их наличия в составе преступления и возможных обстоятельствах, которые бы могли оправдать такие поступки.

A nnotation

The article deals with some issues related to such causes of abuse of office, such as mercenary material and non-material personal interest. Analysis of the importance and significance of their presence in the crime and the possible circumstances that could justify such actions.

Ключевые слова: Злоупотребление и превышение должностных полномочий, корыстная материальная и не материальная личная заинтересованность, должностное лицо, преступления против государственной власти, законное превышение полномочий.

Keywords: abuse and abuse of power, mercenary material and non-material personal interest, official, crimes against state power, lawful excess of powers.

Уголовный закон закрепляет ответственность различных субъектов за совершение опасных и противоправных для общества и государства деяний. В частности, к таковым действиям можно отнести преступления, направленные против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления. В чем заключается опасность предусмотренных деяний? Опасность состоит в том, что преступления совершаются лицами, занимающими определенные должности в государственном аппарате, они обладают властными полномочиями и способны оказывать влияние на иных субъектов. Совершая преступления, данные лица наносят ущерб обществу, личности, умаляют авторитет власти и вселяют недоверие к власти окружающим. В данной статье хотелось бы поднять вопрос о злоупотреблении полномочиями должностными лицами, а в особенности о таком признаке как совершение деяния из корыстной или иной личной заинтересованности. В чем заключается данная заинтересованность? Что она из себя представляет? На эти и другие вопросы постараемся ответить в ходе исследования вопроса.

Обращаясь к характеристике статьи 285 УК РФ стоит сказать, что непосредственным объектом выступают общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование государственного аппарата, местного самоуправления, отдельных звеньев. Объективная сторона рассматриваемой статьи состоит в совершении деяния, действия или бездействия, касающегося исполнения должностных обязанностей вопреки интересам службы, наступления последствий и причинно-следственной связи между деянием и последствием. Субъектом преступления является должностное лицо, а субъективная сторона характеризуется умышленной формой вины в виде прямого и косвенного умысла. Особое внимание уделяется мотиву – совершение деяния из корыстной или иной личной заинтересованности.

В теории и практике часто возникают проблемы с пониманием мотива при злоупотреблении должностными полномочиями.

Вообще, мотив – то, что побуждает лицо к совершению тех или иных действий. От латинского «motif» — двигаю. Он играет большую роль при характеристике состава преступления, так как объясняет причину совершения преступления, влияет на квалификацию, может выступать смягчающим или отягчающим обстоятельством, а также влияет на характер и степень общественной опасности деяния .

Постановлением Пленума от 16 октября 2009 года № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий» были разъяснены понятия «корыстной» и «иной личной заинтересованности. Под ними судам следует понимать совершение неправомерных действий со стороны должностного лица, направленные на получение выгоды имущественного характера для себя и других лиц и стремление должностного лица к получению выгоды неимущественного характера соответственно. То есть, в первом случае речь может идти о незаконном получение кредита, иных льгот, освобождении от уплаты налогов, а во втором о действиях, вытекающих из семейных, карьерных нужд, получении взаимной услуги, улучшении своих дел, желании скрыть свою некомпетентность, избежать дисциплинарной ответственности за допущенные нарушения, ошибки в работе и т.д. .

Как уже было отмечено, в теории и практике неоднозначно трактуют формулировки мотива при квалификации деяний по статье 285 УК РФ.

К вопросу о корыстной заинтересованности многие ученые чаще всего относят три аспекта. Кто-то считает, что корысть подразумевает получение лицом материальной выгоды лично для себя, будь то получение денег или же имущества, прав на него, другие полагают, что корысть – желание получить новые материальные ценности, то есть преступник, совершая преступление не имеет эти ценности, а лишь желает получить, другие настаивают, что цель получения выгоды имущественного характера должна быть направлена не только на себя, а также на неограниченный круг лиц, к примеру, для друзей или родственников.

Определяя понятие личной заинтересованности, Смолицкий Г.Р. в свое время писал: «Когда закон говорит о личной заинтересованности, нужно иметь в виду не только имущественную или иную личную выгоду либо узко личные интересы, но и те случаи, когда должностное лицо вносит в работу государственного аппарата чуждые интересы «своего» учреждения или предприятия общегосударственным интересам в целом». Иной точки зрения придерживался Кириченко В.Ф., который считал, что, «указывая на личную заинтересованность, законодатель имел в виду противопоставить ее интересам учреждения или предприятия и, поскольку речь идет о совершении преступления, — не только подлинным, но и ложно понятым». Характеризуя субъективную сторону состава преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ, Волженкин Б.В. указывал на то, что «при предъявлении обвинения должен быть конкретно указан соответствующий мотив личного характера, которым руководствовалось должностное лицо, совершая злоупотребление должностными полномочиями.

Что касается ответственности, то ей в соответствии со статьей будет подлежать должностное лицо, совершившее деяние из корыстной или иной личной заинтересованности, при этом нарушившее права и законные интересы граждан, организаций, интересы общества и государства.Но бывают случаи, когда должностное лицо действует незаконно не по своей инициативе и может даже в конечном итоге и не получить никакой реальной выгоды в силу различных обстоятельств, независимо, была оговорена эта выгода, просто предполагалась она или вовсе не было никаких корыстных побуждений. Речь идет о приказе вышестоящего руководства. И, конечно же, человек скорее всего сталкивается с тяжелой ситуацией, когда отказ в выполнении может быть чреват увольнением с должности, которую, наверняка, так не хочется терять. Если отталкиваться от общих принципов статьи 42 УК РФ, регулирующих ответственность за противозаконные поступки под обязанностью выполнить приказ или распоряжение, то выходит, что ответственность должна быть снята с человека, выполняющего обязательный для него приказ или распоряжение. Но в данной ситуации Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16.10.2009 N 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» вносит уточнение, говоря, что ответственность будет снята в том случае, если исполняющее приказ должностное лицо не осознавало незаконность этого приказа или распоряжения . В этом случае его руководитель подлежит ответственности как исполнитель преступления. В иной ситуации, когда должностное лицо знало, понимало и осознавало незаконность приказа и все равно выполнило, тогда несет ответственность на общих основаниях. А действия вышестоящего должностного лица будут расценены как подстрекательство к совершению преступления или организацию этого преступления и квалифицированы по соответствующей статье Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации со ссылкой на часть 3 или часть 4 статьи 33 УК РФ.

При этом понятие должностного лица дается в примечании к этой же статье. Это лицо: постоянно, временно или по специальному полномочию осуществляющее функции представителя власти, а также, выполняющее организационно-распорядительные, административно-хозяйственные функции.

Обязательно необходимо иметь в виду, что в случаях, когда деяние, содержащее признаки злоупотребления должностными полномочиями (статья 285 УК РФ) или превышения должностных полномочий (статья 286 УК РФ), совершено должностным лицом для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности, охраняемым законом интересам общества или государства, и эта опасность не могла быть устранена иными средствами, то такое деяние не может быть признано преступным при условии, что не было допущено превышения пределов крайней необходимости (статья 39 УК РФ).

Таким образом, мы видим, что корыстная и иная личная заинтересованность являются одними из важнейших признаков злоупотребления должностными полномочиями, которые могут раскрываться как в желании приобрести некие материальные и нематериальные блага, так и в необходимости пойти на противозаконные поступки, дабы их удержать. Также не менее важным побуждающим фактором является конечная цель, для достижения которой и происходит злоупотребление и превышение должностных полномочий, ведь, если человек превысил свои полномочия для предотвращения опасности, угрожающей интересам общества, которые он и призван охранять, осуждать его за это неправильно.

Список использованных источников

1. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 23.04.2019).
2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 октября 2009 г. N 19 г. Москва «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий».
3. И. А. Подройкина, Е. В. Серегина, С. И. Улезько Уголовное право: учебник для бакалавров: в 2 т. Т.2. Особенная часть. – М.: Издательство Юрайт, 2012. – С. 690.
4. Смолицкий Г. Р. Должностные преступления / Г. Р. Смолицкий. – М., 1947г.
5. Энциклопедия Уголовного права. Состав преступления: Т. 4. – СПБ.: Издание профессора Малинина, 2005г.–C. 732.

УГОЛОВНОЕ ПРАВО
ПРОБЛЕМЫ ОСОБЕННОЙ ЧАСТИ УК РФ

В. В. РОМАНОВА

КОРЫСТНАЯ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ КАК МОТИВ СОВЕРШЕНИЯ
ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ДОЛЖНОСТНЫМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ

Закон определяет злоупотребление должностными полномочиями как использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства.

Обязательным признаком субъективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ, является мотив.

Понятие мотива преступления трактуется как осознанное побуждение, которым руководствовалось лицо при совершении преступления. Именно мотив обусловливает выбор лицом конкретного противоправного варианта поведения в целях получения того необходимого, чем он не обладал до совершения преступления.

К альтернативным мотивам рассматриваемого состава преступления относятся корыстная заинтересованность и иная личная заинтересованность. Они являются составообразующими признаками злоупотребления должностными полномочиями, поскольку включены в конструкцию данного состава.

Личная заинтересованность — более емкое понятие по сравнению с корыстной заинтересованностью лица в совершении вышеуказанного преступления.

В русском языке корысть понимается как стремление получить материальную выгоду любым путем .

Также это понятие раскрывается как страсть к приобретению и наживе, жадность к деньгам, богатству и падкость на барыш, стремление к захвату богатства .

В теории же уголовного права и правоприменительной практике корыстный мотив совершения преступления можно трактовать и как выходящий за рамки сугубо материальных потребностей. Например, злоупотребление должностными полномочиями может быть совершено путем использования (временного позаимствования) в своих интересах вверенных денежных средств или иного имущества, а также труда подчиненных либо в связи с боязнью утраты каких-либо материальных благ, с целью избавления от материальных затрат.

Обращает на себя внимание то, что законодатель при конструировании группы составов преступлений употребил различную терминологию, в целом охватываемую понятием корыстного мотива преступления, а именно: корыстные побуждения, корыстная цель, корыстная заинтересованность.

Из этих употребляемых законодателем терминов видно, что корыстный мотив преступления раскрывается, в том числе, через одноименную цель преступления. Однако как в психологии, так и в юридической науке нет еди-нообразного подхода к вопросу соотношения мотива и цели. Нередко эти понятия отождествляют. Нельзя не согласиться, что между мотивом и целью существует тесная взаимосвязь, но при этом они являются самостоятельными явлениями. Мотив определяется как по-буждение к деятельности, связанное с удовлетворением определенной потреб-ности, а цель — это то, что реализует человеческую потребность и выступает в качестве образа конечного результата деятельности.

Вместе с тем одной из причин неверного применения закона и как следствие ошибок квалификации деяний виновных на практике являются разночтения в определении корыстного мотива преступления, когда происходит смешение понятий мотива и цели преступления.

В этой связи представляет интерес анализ постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по различным категориям дел о так называемых корыстных преступлениях.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» от 16 октября 2009 г. № 19 корыстная заинтересованность толкуется как стремление должностного лица путем совершения неправомерных действий получить для себя или других лиц выгоду имущественного характера, не связанную с незаконным безвозмездным обращением имущества в свою пользу или пользу других лиц (например, незаконное получение льгот, кредита, освобождение от каких-либо имущественных затрат, возврата имущества, погашения долга, оплаты услуг, уплаты налогов и т. п.).

В постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» от 27 декабря 2007 г. № 51 под корыстной целью понимается стремление изъять и (или) обратить чужое имущество в свою пользу либо распорядиться указанным имуществом как своим собственным, в том числе путем передачи его в обладание других лиц.

Между тем в п. 11 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г. № 1 говорится,

что по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство из корыстных побуждений) следует квалифицировать убийство, совершенное в целях получения материальной выгоды для виновного или других лиц (денег, имущества или прав на его получение, прав на жилплощадь и т. п.) или избавления от материальных затрат (возврата имущества, долга, оплаты услуг, выполнения имущественных обязательств, уплаты алиментов и др.).

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлениях «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» от 27 декабря 2007 г. № 51 и «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г. № 1, давая определение корыстного мотива, раскрывает его посредством использования другого факультативного признака субъективной стороны состава преступления — цели, тем самым невольно провоцируя в теории и на практике ситуации, когда мотив сводится к качественно иному психическому явлению .

Как следует из приведенных положений постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации, даже на уровне высшей судебной инстанции единого мнения (по нескольким критериям, которые будут приведены и проанализированы ниже) относительно определения корыстного мотива преступления не прослеживается. Содержащиеся в постановлениях разъяснения по своей сути вер-ны, но в них Пленум не дает четкого определения корыстной заинтересованности, а лишь приводит примеры возможных ее вариантов.

В результате анализа законодательной базы, научной и учебной литературы можно прийти к определенным выводам.

Прежде всего, представляется необходимым при установлении корыстного мотива в деянии лица ориентироваться на то, что основным содержанием корыстных побуждений является направленность устремлений виновного на извлечение материальной выгоды, незаконное обогащение. То есть деяние здесь выступает не как средство достижения цели, а как самоцель, способ реализации побуждения. Таким образом, можно заключить, что если есть корыстный мотив, то обязательно присутствует корыстная цель. Обратное неверно. Об этом свидетельствует неизбежность прохождения многоуровневого пути от первоначального побуждения до цели, максимально приближенно к желаемому результату, в ходе которого апробирование целей действиями может их видоизменить до неузнаваемости. Вот почему мотив нетождественен цели как таковой. А это означает, что если лицо преследует корыстную цель, то это еще не значит, что оно действует из корыстных побуждений. Вызвать у лица желание материально обогатиться путем совершения злоупотребления должностными полномочиями могут и некорыстные мотивы (стремление к самоутверждению, солидарность, интерес семейственности, тщеславие и т. д.). Значит, замена цели мотивом при толковании закона может привести к декриминализации деяний .

Также следует иметь в виду, что корыстная заинтересованность, будучи по своей сути осознаваемым мотивом, изначально включает в себя корыстную цель, которая может быть достигнута путем совершения противоправного деяния.

Этот вывод следует из приведенного в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» от 16 октября 2009 г. № 19 толкования признака «корыстная заинтересованность». Пленум косвенно признает необходимость доказывания признака противоправности действий (бездействия) должностного лица, совершившего злоупотребление должностными полномочиями. Установление нарушений должностным лицом норм иных отраслей права обязательно для вменения состава злоупотребления должностными полномочиями .

Представляется, что корыстный мотив, чтобы рассматриваться в качестве такового при злоупотреблении должностными полномочиями, должен охватывать осознание того, что для удовлетворения потребности необходимо преодолеть препятствие, т. е. совершить общественно опасное деяние.

Еще одним важным моментом при установлении в действиях должностного лица корыстной заинтересованности при совершении злоупотребления должностными полномочиями является толкование круга лиц, стремление к обогащению которых явилось побудительным мотивом совершения данного преступления. И здесь единого мнения как в теории, так и в правоприменительной деятельности не усматривается.

Чаще всего учеными высказывается мнение, что истинный корыстный мотив преступления осознается как возможный к реализации исключительно путем достижения цели — повышения собственного благосостояния. При этом если виновный ведет с другими лицами совместное хозяйство, если у них единый семейный бюджет, то, извлекая имущественную выгоду для этих близких лиц, он, безусловно, обогащается сам. Целью деятельности субъекта в любой ситуации остается удовлетворение личных потребностей. С другой стороны, стремление к обогащению других лиц, судьба которых ему небезразлична, но их материальное положение прямо не оказывает влияния на его имущественное благосостояние, будет обусловлено другими мотивами, например интересом семейственности, тщеславием, благодарностью за ранее оказанную услугу и т. д., а отнюдь не корыстной заинтересованностью. С учетом изложенного корыстный мотив характеризуется стремлением к материальной выгоде исключительно для себя .

Данная позиция верна, но требует некоторых существенных дополнений.

Из текста Федерального закона «О противодействии коррупции» от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ следует, что под корыстной заинтересованностью (применительно к данному закону личная заинтересованность выражается только в корыстной) понимается возможность получения доходов в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц.

В Федеральном законе «О государственной гражданской службе Российской Федерации» от 27 июля 2004 г. № 79-ФЗ корыстная заинтересованность связывается с возможностью получения гражданским служащим при исполнении должностных обязанностей доходов (неосновательного обогащения) в денежной либо натуральной форме, доходов в виде материальной выгоды непосредственно для гражданского служащего, членов его семьи или лиц, указанных в п. 5 ч. 1 ст. 16 данного Федерального закона (родители, супруги, дети, братья, сестры, а также братья, сестры, родители и дети супругов), для граждан или организаций, с которыми гражданский служащий связан финансовыми или иными обязательствами (на наш взгляд, если должностное лицо связано с физическими или юридическими лицами иными обязательствами, речь может идти не о материальной, а об иной личной заинтересованности).

В Кодексе профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации (ст. 22) раскрывается, что коррупционно опасным поведением применительно к настоящему Кодексу считается такое действие или бездействие сотрудника, которое в ситуации конфликта интересов создает предпосылки и условия для получения им корыстной выгоды и (или) преимуществ как для себя, так и для иных лиц, организаций, учреждений, чьи интересы прямо или косвенно отстаиваются сотрудником, незаконно использующим свое служебное положение.

Согласно ст. 25 этого же Кодекса личной корыстной заинтересованностью сотрудника признается возможность получения любой формы выгоды для него или иных лиц, с которыми он связан служебными или неформальными отношениями.

Важно, что в этих документах личной корыстной заинтересованностью признается не только стремление к личному обогащению, но и заинтересованность в обогащении членов семьи и других родственников, граждан, организаций, с которыми должностное лицо связано финансовыми обязательствами .

Оговорка о том, что должностное лицо должно быть связано с вышеперечисленными лицами финансовыми обязательствами, по нашему мнению, обусловлена тем, что при извлечении лицом материальной выгоды для других его действия могут характеризоваться корыстной направленностью в том случае, если он рассчитывает получить от тех, в пользу кого действует, какую-то материальную выгоду, в том числе в будущем. Во всех других ситуациях говорить о корыстном мотиве не совсем верно, так как в основе действий виновного могут лежать и любые другие потребности, например желание показать «широкую натуру», стремление достичь уважения и т. д. Следовательно, при рассмотрении отдельного случая корыстной заинтересованности, выражающейся в обогащении членов семьи и других родственников, в ходе проведения доследственной проверки или расследования уголовного дела видится целесообразным устанавливать, что имущественные преимущества, получаемые вследствие совершения злоупотребления должностными полномочиями в интересах близких виновному лиц, являются и материальной выгодой (в том числе косвенной) для самого исполнителя.

Таким образом, если лицо совершает преступление с целью получения материальной выгоды для других лиц, не намереваясь извлечь при этом какую-то материальную выгоду для себя, то привлечь его к уголовной ответственности при буквальном толковании закона будет довольно проблематично. Корыстная заинтересованность, исходя из этимологического значения данного понятия, в этом случае у виновного отсутствует.

В каждом случае необходимо устанавливать, что корыстная заинтересованность послужила основным толчком для совершения должностным лицом злоупотребления должностными полномочиями, но при этом факт непосредственного и полного удовлетворения потребности, в чем было заинтересовано лицо, не является обязательным для квалификации деяния по ст. 285 УК РФ.

Таким образом, при выяснении наличия в действиях должностного лица корыстной заинтересованности при злоупотреблении должностными полномочиями представляется важным:

разграничивать понятия мотива и цели преступления, для чего выяснять, что именно явилось толчком к поведению лица, при этом иметь в виду, что если у лица присутствовал корыстный мотив, то обязательно была и корыстная цель, но обратное спорно;

учитывать, что корыстная заинтересованность изначально включает в себя корыстную цель,которая может быть достигнута путем совершения противоправного деяния;

обращать внимание на то, что основным содержанием корыстных побуждений является направленность устремлений виновного на извлечение материальной выгоды, незаконное обогащение, но вместе с тем понятие корысти в ряде случаев выходит за рамки материальных потребностей;

принимать во внимание, что корыстная заинтересованность может выражаться в стремлении к личному обогащению, в стремлении к обогащению членов семьи и других родственников, граждан, организаций, с которыми должностное лицо связано финансовыми обязательствами, либо в том, что лицо рассчитывает получить от тех, в пользу кого действует, какую-то материальную выгоду в будущем.

С субъективной стороны ряд преступлений против интересов службы совершается из корыстной или иной личной заинтересованности. В связи с этим очень важно разобраться с мотивами совершения таких преступлений, ибо интерпретация такого термина, как «иная личная заинтересованность», как в теории уголовного права, так и в правоприменительной практике крайне неоднозначна и воспринимается по-разному. Это обстоятельство приводит к различной квалификации одних и тех же, аналогичных по своей сути действий при применении норм уголовного закона и порождает ненужные споры.

Как следует из ч. 2 п. 20 постановления Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 16.12.2004 N 12 «О судебной практике по делам о преступлениях против интересов службы (ст.ст. 424 — 428 УК)» (далее — постановление N 12), иная личная заинтересованность «может выражаться в стремлении, обусловленном такими побуждениями личного характера, как карьеризм, протекционизм, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, скрыть свою некомпетентность и т.п.». В данном случае высший судебный орган не дает четкого определения личной заинтересованности, а указывает на возможные случаи, в которых она может выражаться, характеризуя при этом мотив совершенного противоправного деяния.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 16.10.2009 N 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» (далее — постановление N 19) определяет иную личную заинтересованность как «стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера <1>, обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т.п.» <2>. Таким образом, иная личная заинтересованность связана с выгодой неимущественного характера <3>.

<1> Следует отметить, что не все согласны с тем, что иная личная заинтересованность — это стремление извлечь выгоду неимущественного характера, отмечая при этом, что корысть для себя — это тоже личная заинтересованность, и поэтому она может включать в себя как имущественную, так и неимущественную выгоду (см.: Уголовное право России. Особенная часть / под ред. Ф.Р.Сундурова, М.В.Талан. — М., 2012. — С. 672).

<2> Пункт 16 постановления N 19 также указывает, что «как использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы следует рассматривать протекционизм, под которым понимается незаконное оказание содействия в трудоустройстве, продвижении по службе, поощрении подчиненного, а также иное покровительство по службе, совершенное из корыстной или иной личной заинтересованности».

<3> П.С.Яни, анализируя приведенный Пленумом Российской Федерации перечень видов иной личной заинтересованности, указывает, что таковой является открытым и практика относит к ним иные негативные побуждения виновного, например стремление оказать содействие своим товарищам и непосредственному руководителю, предотвратить негативную оценку своих профессиональных качеств и профессиональных качеств своего сослуживца со стороны руководства, придать правомерный вид своим действиям, связанным с применением насилия, и др. (см.: Яни, П. Вопросы квалификации должностных преступлений в постановлении Пленума и судебной практике / П.Яни // Законность. — 2014. — N 4. — С. 29).

Однако в правоприменительной практике нередко возникают определенные трудности с установлением иной личной заинтересованности в действиях конкретного лица и ее отграничением от иных низменных и ненизменных мотивов, которыми руководствуется лицо при совершении правонарушения и которые составляют уже не преступление, а проступок.

Так, начальником органа внутренних дел Б-го городского исполнительного комитета было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 427 Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее — УК), в отношении П., который, работая в должности заместителя председателя правления Б-го районного потребительского общества по строительству, являясь должностным лицом, будучи ответственным за подготовку документации по приемке в эксплуатацию законченного возведением здания магазина «Р», из корыстной заинтересованности, выразившейся в стремлении уклониться от материальной и дисциплинарной ответственности, внес в акт приемки в эксплуатацию объекта, законченного возведением, от 09.09.2013, являющийся официальным документом, заведомо ложные сведения о дате получения им заключения из Б-го межрайонного отделения энергонадзора, что являлось необходимым условием для получения в лицензирующем органе специального разрешения на осуществление торговли спиртными напитками и табачными изделиями, тем самым совершил служебный подлог. Прекращая уголовное преследование по данному уголовному делу, следователь указал следующее. В соответствии с ч. 1 ст. 427 УК служебным подлогом является внесение должностным лицом или иным уполномоченным лицом заведомо ложных сведений и записей в официальные документы, либо подделка документов, либо составление и выдача заведомо ложных документов, совершенные из корыстной или иной личной заинтересованности, при отсутствии признаков более тяжкого преступления. Согласно ч. 2 п. 15 постановления N 12 предметом служебного подлога являются официальные документы, то есть надлежаще составленные и содержащие необходимые реквизиты электронные документы либо письменные акты, удостоверяющие факты и события, имеющие юридическое значение. При приемке в эксплуатацию магазина «Р» были допущены многочисленные нарушения, которые не позволяли ввести объект в эксплуатацию. Так, согласно акту приемки в эксплуатацию магазина «Р» объект принят по акту приемки от 09.09.2013. Акт приемки в эксплуатацию объекта подписан приемочной комиссией и утвержден постановлением правления Б-го областного союза потребительских обществ. В то же время согласно положениям действующего законодательства приемка в эксплуатацию объекта без наличия положительных заключений всех органов государственного надзора, которые должны выдавать их по данному объекту, не допускается. Акт приемки в эксплуатацию объекта подписан председателем приемочной комиссии и утвержден Б-им областным союзом потребительских обществ без наличия заключений Б-го межрайонного отделения энергонадзора и инспекции Департамента контроля и надзора за строительством Государственного комитета по стандартизации Республики Беларусь. Заключение Б-го межрайонного отделения энергонадзора было получено 15 октября 2013 г., а заключение инспекции Департамента контроля и надзора за строительством Государственного комитета по стандартизации Республики Беларусь — 18 октября 2013 г., то есть более чем через месяц после утверждения акта приемки и открытия магазина. В связи с тем что акт приемки объекта магазина «Р» в эксплуатацию был составлен с грубыми нарушениями законодательства и утвержден незаконно, то есть составлен ненадлежащим образом, он, по мнению следователя, не может являться официальным документом, и в действиях подозреваемого П., который внес заведомо ложные сведения в данный документ уже после его утверждения постановлением правления Б-го областного союза потребительских обществ от 12.09.2013, отсутствуют признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 427 УК, а имеются признаки административного правонарушения, предусмотренного ст. 21.6 Кодекса Республики Беларусь об административных правонарушениях (нарушение порядка приемки в эксплуатацию объектов строительства). Кроме того, как указал следователь, обязательным признаком субъективной стороны преступления, предусмотренного ст. 427 УК, является совершение указанных в ст. 427 УК действий из корыстной или иной личной заинтересованности. Иная личная заинтересованность по своему содержанию, как и корыстная заинтересованность, должна сама по себе выражать низменный, порицаемый характер, то есть она должна быть, с одной стороны, обусловлена побуждениями, направленными на удовлетворение интересов виновного или близких ему лиц, а с другой — основана на эгоистическом злоупотреблении служебными полномочиями. П. же внес в акт приемки объекта в эксплуатацию заведомо ложные сведения, касающиеся дат получения заключений надзорных органов, уже после его утверждения постановлением правления Б-го областного союза потребительских обществ. Таким образом, отсутствие данных заключений не повлияло на утверждение правлением Б-го областного союза потребительских обществ акта приемки в эксплуатацию и открытие магазина «Р», как и не повлияло на это отсутствие в акте подписи члена приемочной комиссии В. Отсутствие в акте приемки в эксплуатацию сведений о заключениях двух надзорных органов и подписи члена приемочной комиссии В. не повлияло на внесение решением Б-го городского исполнительного комитета изменений в специальное решение (лицензию) на осуществление магазином «Р» лицензируемого вида деятельности — розничной торговли алкогольными напитками и табачными изделиями. Кроме того, отсутствие в акте приемки в эксплуатацию сведений о заключениях двух надзорных органов и подписи члена приемочной комиссии В. не повлияло на получение Б-им районным потребительским обществом необходимой документации по магазину «Р» в республиканском унитарном предприятии «Б-ое агентство по государственной регистрации и земельному кадастру», постановку магазина на баланс в Б-ом районном потребительском обществе и всю последующую финансово-хозяйственную деятельность магазина. Внесение П. в акт приемки в эксплуатацию ложных сведений о датах получения заключений надзорных органов с целью избежать привлечения к административной ответственности за нарушение порядка приемки в эксплуатацию объектов строительства нельзя считать корыстной или иной личной заинтересованностью, так как они датированы 15.09.2013 и 18.09.2013, то есть после утверждения акта 12.09.2013, что уже является явным нарушением порядка приемки, и П. не смог бы избежать административной ответственности. Таким образом, в ходе расследования не было установлено, что П., внося ложные сведения в акт приемки объекта в эксплуатацию, имел корыстную или иную личную заинтересованность, в связи с чем в его действиях отсутствуют признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 427 УК.

Опуская вопрос о наличии в данном случае предмета преступления, попытаемся разобраться с корыстной и иной личной заинтересованностью в действиях подозреваемого лица. Причем вести речь здесь необходимо именно о последнем термине, т.к. действия П. вряд ли можно расценить как корыстную заинтересованность.

<4> Коррупционная преступность: криминологическая характеристика и научно-практический комментарий к законодательству о борьбе с коррупцией / под общ. ред. В.М.Хомича. — Минск, 2008. — С. 269; Уголовное право. Особенная часть / под ред. В.А.Кашевского. — Минск, 2012. — С. 652.

<5> См.: Лосев, В.В. Преступления против интересов службы: юридический анализ и правила квалификации / В.В.Лосев. — Минск, 2010. — С. 51.

По этой причине стремления личного характера, обусловленные такими побуждениями, как ложно понятые интересы службы, жалость, сострадание, желание воспринимать трудности других людей и оказать содействие в их решении, желание сохранить доброе отношение людей и т.п., не рекомендуют рассматривать в качестве иной личной заинтересованности, поскольку такого рода личные побуждения не носят эгоистического (низменного, порицаемого) характера <6>.

<6> См.: Коррупционная преступность: криминологическая характеристика и научно-практический комментарий к законодательству о борьбе с коррупцией / под общ. ред. В.М.Хомича. — Минск, 2008. — С. 269; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР / под ред. Ю.Д.Северина. — М., 1985. — С. 355.

Пожалуй, с этим нельзя не согласиться. Однако должностное лицо может совершать злоупотребления и из иных побуждений (национальная и расовая ненависть, создание невыносимых условий труда и службы, нанесение вреда другим лицам), а не только из корыстной или иной личной заинтересованности, причем эти побуждения все равно будут носить оттенок личной заинтересованности, т.к. должностное лицо в такой ситуации пытается удовлетворить свои личные интересы (и они не всегда преследуют цель получения нематериальной выгоды) в ущерб социально значимому результату служебной деятельности.

Тем не менее обратить внимание следует на то обстоятельство, что в настоящее время уголовный закон не дает определения иной личной заинтересованности и никоим образом не ограничивает данные побуждения (мотивы). Более того, Пленум Верховного Суда Республики Беларусь указывает нам лишь примерный ряд подобных мотивов и, опять же, не обозначает их как низменные или иные эгоистические. Побуждения личного характера могут быть самыми разнообразными, и помимо карьеризма, протекционизма, желания приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу <7>, скрыть свою некомпетентность таковыми могут являться тщеславие, зависть, месть, подхалимство, семейственность, кумовство и другие <8> (например, преступление может совершаться в интересах своих родственников, близких, знакомых; с целью причинения вреда другому лицу, с которым должностное лицо находится в неприязненных отношениях; по причине получения преимущества в конкурентной борьбе). Как указывает в данном случае С.В.Скляров, личная заинтересованность имеет место и в тех ситуациях, когда лицо совершает действия в результате предъявления ему социальных требований, которые должен выполнять каждый независимо от его желания <9>. Следовательно, можно отметить, что к подобного рода мотивам можно относить и все иные личного характера побуждения, противоречащие интересам службы, однако степень общественной опасности такого преступника и его личности совсем разная в случае совершения преступления исходя из корыстной и иной личной заинтересованности.

<7> В письме Генеральной прокуратуры Республики Беларусь от 08.07.2011 N 4202-8д-821 «О недостатках прокурорского надзора» обращается внимание, что указание в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого по ст. 424 УК на его стремление оказать взаимную услугу лицам, в интересах которых он злоупотреблял своими служебными полномочиями, в соответствии с ч. 2 ст. 102 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь обязывает орган уголовного преследования к доказыванию факта первоначальной услуги, оказанной ему названными лицами. Детализация личной заинтересованности обвиняемого с помощью оценочного понятия «дружеские отношения» является излишней и одновременно существенно затрудняет доказывание обвинения. Отсутствие достоверных доказательств, подтверждающих указанные выше обстоятельства, включенные в формулировки обвинений по отдельным уголовным делам, расценено судами как недостаточное подтверждение мотива преступления — личной заинтересованности.

<8> Примером тому может служить позиция работников прокуратуры, которые предлагают иную личную заинтересованность рассматривать как «стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное такими побуждениями личного характера, как карьеризм, месть, зависть, семейственность, желание приукрасить действительное положение, скрыть свою некомпетентность, уйти от ответственности за допущенные ошибки и недостатки, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, оказать содействие иному лицу в уменьшении затрат и получении большей прибыли и др.». (см.: Трипузова, А. Судебная практика по делам о преступлениях против интересов службы нуждается в совершенствовании / А.Трипузова // Законность и правопорядок. — 2011. — N 1. — С. 26).

<9> См.: Скляров, С.В. Вина и мотивы преступного поведения / С.В.Скляров. — СПб., 2004. — С. 278.

Вместе с тем расширять данный перечень до неимоверных границ невозможно <10>, т.к. иная личная заинтересованность как преступное побуждение в составах служебных преступлений непременно должна быть соотносима с извлечением выгоды нематериального характера и преимуществ как для себя, так и для иных лиц. Данный мотив, как и корысть, непосредственно связан с личностью субъекта, совершающего соответствующий должностной состав преступления. Однако мотив личной заинтересованности нельзя толковать таким образом, что таковым может являться любой мотив, поскольку он исходит от виновного. Если бы это было так, то не было никакой необходимости выделять в качестве обязательного признака корыстный мотив, ибо он также отражает личную заинтересованность. И коль скоро законодатель наряду с корыстью называет и личную заинтересованность, то тем самым придает каждому из этих мотивов самостоятельное значение. Представленное суждение позволяет сформулировать вывод: личная заинтересованность как мотив совершения соответствующего состава преступления включает в себя лишь объективно отрицательный спектр внутренних побуждений виновного лица <11>. С этой точки зрения нельзя безоговорочно ложно понятые интересы службы исключать из числа такого побуждения, как иная личная заинтересованность.

<10> Надо отметить, что рядом криминалистов в этой плоскости предлагается исключить из числа должностного злоупотребления указания на корыстный мотив и иную личную заинтересованность (см.: Стренин, А.С. Квалификация злоупотребления должностными полномочиями: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / А.С.Стренин. — М., 2003; Нестеров, Е.А. Злоупотребления должностными полномочиями по уголовному законодательству России: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Е.А.Нестеров. — М., 2005. — С. 22; Конов, Т.Х. Позитивное воздействие на злоупотребление должностными полномочиями: социальный и правовой аспекты: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Т.Х.Конов. — Саратов, 2012. — С. 17), что представляется не совсем верным. Четкое определение таких границ в условиях функционирования рыночной экономики крайне необходимо, ибо наличие таких признаков характеризует цель действий лица и его мотив.

<11> См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть / под ред. Б.Т.Разгильдиева и А.Н.Красикова. — Саратов, 1999. — С. 495 — 496.

Следует отметить, что в юридической литературе по данному вопросу существуют диаметрально противоположные точки зрения. Одни авторы не признают ложно понятые интересы службы иной личной заинтересованностью (личная заинтересованность и ложно понятые интересы учреждения и предприятия — противоположные мотивы, по-разному характеризующие общественную опасность нарушения должностными лицами служебного долга; мотивы ложно понятой необходимости проистекают не из стремления получить личное удовлетворение, а из других оснований, из так называемого чувства ложного патриотизма; наличие мотива ложно понятого интереса исключает осознание того, что деяние совершено лицом вопреки интересам службы; у лица нет того антисоциального интереса, который придает посягательству характер преступления) <12>, а другие, напротив, считают, что нет оснований такие побуждения не причислять к личной заинтересованности (должностное лицо вносит в работу организации чуждые элементы, противопоставляя интересы «своего» учреждения общегосударственным интересам в целом; зачастую такие лица преследуют цель улучшить показатели работы предприятия, преследуя в последующем цель личного обогащения) <13>.

<12> См.: Здравомыслов, Б.В. Должностные преступления. Понятие и квалификация / Б.В.Здравомыслов. — М., 1975. — С. 72; Лысов, М.Д. Ответственность должностных лиц по советскому уголовному праву: автореф. дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.08 / М.Д.Лысов. — М., 1977. — С. 23; Соловьев, В.И. Борьба с должностными злоупотреблениями, обманом государства и приписками по советскому уголовному праву / В.И.Соловьев. — М., 1963. — С. 109 — 110; Волженкин, Б.В. Служебные преступления / Б.В.Волженкин. — М., 2000. — С. 146; Синельников, А. Иная личная заинтересованность как мотив должностного преступления / А.Синельников // Уголовное право. — 2011. — N 5. — С. 23 — 29.

<13> См.: Сахаров, А.Б. Ответственность за должностные злоупотребления по советскому уголовному праву / А.Б.Сахаров. — М., 1956. — С. 129; Светлов, А.Я. Ответственность за должностные преступления / А.Я.Светлов. — Киев, 1978. — С. 156; Владимиров, В.А. Должностные преступления / В.А.Владимиров, В.Ф.Кириченко. — М., 1965. — С. 8.

Так, районной суд первой инстанции вынес обвинительный приговор бывшему работнику землеустроительной службы районного исполнительного комитета. По материалам уголовного дела землеустроителю вменялась в вину ч. 2 ст. 424 УК. В течение двух лет специалист оформлял протоколы об административных правонарушениях, которые на самом деле не совершались. Более того, лица, привлеченные к ответственности, не знали о том, что нарушили земельное законодательство. В зале суда были также озвучены факты того, что многие штрафы специалист уплачивал сам. В общей сложности он составил около 160 фиктивных протоколов.

Подобные случаи стали в последнее время крайне распространены. Прокурорско-следственная практика обоснованно, полагаем, расценивает такие действия по ч. 2 ст. 424 УК. При этом Генеральная прокуратура Республики Беларусь факты составления должностными лицами фиктивных постановлений и протоколов о якобы совершении гражданами административных правонарушений предлагает квалифицировать именно как совершенные по мотиву «личной заинтересованности асоциального характера, которая заключается в желании скрыть отсутствие результатов служебной деятельности по выявлению правонарушений (мотивация служебного карьеризма в служебной деятельности)» <14>.

<14> См.: письмо Генеральной прокуратуры Республики Беларусь от 10.01.2013 N 11-10д-109 «О выработке общего подхода при расследовании уголовных дел в отношении работников лесного хозяйства и осуществлении прокурорского надзора».

Очевидно, что в последнем из рассматриваемых примеров лицо никак не преследует корыстной цели (тем более если еще и само уплачивало штрафы). Речь может идти только об иной личной заинтересованности, причем побуждения такого лица очень трудно соотнести с получением им лично некой нематериальной выгоды. Такое лицо заботится о положительном имидже организации, желает избежать служебного порицания (на очередном совещании «не поставят на вид», не привлекут к дисциплинарной ответственности), имеет намерение улучшить статистические показатели <15>, повысить эффективность работы, которая связана и с выявлением нарушений (а их количество — один из критериев оценки деятельности организации). То есть, фактически совершая противоправное действие в интересах организации, такое лицо рассчитывает также на благоприятное отношение к себе и своей служебной деятельности. Следовательно, за ложно понятыми интересами службы (организации, учреждения, предприятия) могут скрываться также мотивы личного характера, когда должностное лицо преследует цель извлечь выгоду нематериального характера и для себя, совершая нечто в интересах другого. Иное дело, что формулировка «ложно понятые интересы службы» не может характеризовать иную личную заинтересованность, что заставляет каждый раз давать ее конкретное толкование, иначе говоря, это требует указания сути действий лица и его заинтересованности.

<15> Например, А.В.Шнитенков полагает, что применительно к данному случаю иная личная заинтересованность состоит в стремлении получить выгоду неимущественного характера. Таковая, по его мнению, приобретается в том числе и в результате нежелания выполнять возложенные на должностное лицо обязанности. Поэтому вынесение незаконного постановления об отказе в возбуждении уголовного дела при наличии всех признаков преступления должно расцениваться как злоупотребление властью или служебными полномочиями (см.: Шнитенков, А.В. Иная личная заинтересованность при злоупотреблении должностными полномочиями / А.В.Шнитенков // Уголовный процесс. — 2006. — N 3. — С. 3 — 8).

Районным судом П. осужден по ч. 2 ст. 424 УК и признан виновным в составлении фиктивного объяснения от имени С., протокола опроса К., акта проверки, протокола об административном правонарушении в отношении К. о якобы совершенном им административном правонарушении, притом что П. знал, что в действительности правонарушение им не совершалось. В частности, как следует из материалов дела, П., который работал в должности главного государственного налогового инспектора, был составлен протокол об административном правонарушении в отношении К. за занятие им незаконной предпринимательской деятельностью без государственной регистрации. Зная, что одного случая для наложения административного взыскания недостаточно, П. решил составить еще один акт об установке мебели К. в квартире С. для привлечения к ответственности. С этой целью П. составил другой протокол об административном правонарушении, в котором указал несуществующий факт установки К. шкафа-купе С. Позже П. предложил К. написать заявление о рассмотрении дела в его отсутствие, а также сообщил, что в отношении его будет наложен штраф в небольшом размере. Признавая П. виновным в злоупотреблении служебными полномочиями, совершенном из иной личной заинтересованности, повлекшем причинение существенного вреда государственным интересам, суд указал следующее. Из постановления Министерства по налогам и сборам Республики Беларусь от 28.11.2008 N 95 «Об утверждении перечня и форм отчетности о результатах работы инспекций Министерства по налогам и сборам Республики Беларусь и Инструкции о порядке представления и составления отчетов о результатах работы инспекций Министерства по налогам и сборам Республики Беларусь» усматривается, что количество проведенных налоговым инспектором проверок, выявленных нарушений и составленных протоколов об административном правонарушении влияет на оценку его работы. Анализ показаний свидетелей, других исследованных судом доказательств свидетельствует о том, что именно П. составил фиктивные документы для привлечения лица к административной ответственности с целью улучшения своих показателей в работе, т.е. П. злоупотребил служебными полномочиями из иной личной заинтересованности. С такими доводами согласился и суд кассационной инстанции.

В иной ситуации по приговору суда Р. признан виновным в умышленном вопреки интересам службы совершении должностным лицом действий с использованием служебных полномочий, повлекшем причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан и государственным интересам. Суд признал установленным, что Р. 15 сентября 2008 г., будучи знакомым с С., по его просьбе о непривлечении к административной ответственности и несообщении о данном факте по месту службы удалил из материалов проверки объяснение С. и справку учреждения здравоохранения «Б-ая городская больница», составил рапорт и внес в него заведомо ложные сведения о том, что личность правонарушителя не установлена, вынес постановление о прекращении проверки по административному правонарушению, чем причинил существенный вред государственным интересам в виде подрыва авторитета органов Министерства внутренних дел Республики Беларусь. Также судом установлено, что Р. 22 сентября 2008 г., получив для проведения проверки материал по сообщению о мошенничестве, совершенном А. и Г., которые путем обмана завладели квартирой, принадлежащей Л., зная о преступной деятельности А. и Г., внес заведомо ложные сведения в объяснение Р-ой, указав дату его составления 25 сентября 2008 г., а также внес в него не соответствующие действительности иные сведения и приобщил к материалам проверки расписку, содержащую заведомо ложные сведения о передаче денег, предприняв таким образом меры, направленные на неустановление истинных обстоятельств приобретения квартиры и участия в этом А. и Г. После этого Р. передал материалы проверки подчиненному ему по службе В., который, выполняя указания Р., вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, которое подписал Р., согласившись с принятым заведомо незаконным решением, чем причинил существенный вред правам и законным интересам Л., а также государственным интересам в виде подрыва авторитета органов Министерства внутренних дел Республики Беларусь. Признавая Р. виновным в злоупотреблении властью и служебными полномочиями, суд исключил из предъявленного ему обвинения квалифицирующие признаки совершения злоупотребления властью и служебными полномочиями — «из корыстной и иной личной заинтересованности» — и переквалифицировал его действия с ч. 2 ст. 424 УК на ч. 1 ст. 424 УК <16>. Судебная коллегия по уголовным делам областного суда пришла к выводу, что вывод суда об отсутствии в действиях обвиняемого корыстной заинтересованности и исключении из обвинения указанного квалифицирующего признака является правильным, что в кассационном протесте не оспаривается: протест об отмене приговора по указанному основанию не принесен. Само указание в обвинении на стремление Р. к получению вознаграждения от С. носит предположительный характер. В то же время, исключая квалифицирующий признак иной личной заинтересованности, суд не указал, на основании каких установленных судом фактических обстоятельств он пришел к таким выводам и какими доказательствами они подтверждены. В обоснование виновности Р. суд сослался в числе других доказательств на материалы служебных проверок, а также материалы, полученные Главным управлением собственной безопасности Министерства внутренних дел Республики Беларусь в ходе оперативно-разыскных мероприятий, в частности протоколы прослушивания телефонных переговоров и снятия информации с технических каналов связи абонента сотовой связи N ***, находящегося в пользовании Р. Исходя из анализа содержания указанных доказательств, в том числе содержания телефонных переговоров Р. по вопросу непривлечения к административной ответственности С. и отказа в возбуждении уголовного дела по факту мошенничества, совершенного в отношении Л., вывод суда об отсутствии в действиях Р. иной личной заинтересованности является преждевременным. Содержащиеся в указанных документах обстоятельства, при которых обвиняемым было совершено деяние, в совершении которого он признан виновным, при постановлении приговора судом в должной мере учтены не были. При этом суд не учел также, что действия Р. противоречили интересам службы, были обусловлены стремлениями личного характера, а содержащиеся в пункте 20 постановления N 12 разъяснения относительно того, в чем именно может выражаться иная личная заинтересованность, не носят исчерпывающего характера. Таким образом, вывод суда в приговоре, что иная личная заинтересованность не может выражаться в оказании услуги и стремлении оказать помощь с целью избежать ответственности за совершенное преступление, как он изложен в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, является неверным. Судом не было принято во внимание то обстоятельство, что А. и Г. на момент постановления приговора уже были привлечены к уголовной ответственности, в том числе и по факту завладения путем мошенничества имуществом Л. По изложенным основаниям приговор суда нельзя признать законным и обоснованным, поэтому он был отменен с направлением уголовного дела на новое судебное разбирательство.

<16> В настоящее время ч. 1 ст. 424 УК исключена и корыстная и иная личная заинтересованность являются обязательными признаками злоупотребления властью или служебными полномочиями.

Иная личная заинтересованность как мотив должностного преступления выражает стремление субъекта за счет использования своих служебных возможностей извлечь выгоду определенного характера, достичь конкретного результата. В данном случае интерес представляют те сугубо индивидуальные устремления личности, которые затем конкретизируются путем обозначения конечной цели, ради которой виновный идет на риск и совершает преступление <17>. В действительности же чиновник, грубо нарушающий законы, регламентирующие его служебную деятельность, и при этом ссылающийся на ведомственный или государственный интерес, лукавит. Как отмечает В.Н.Борков, за этим часто стоит личная асоциальная заинтересованность <18>. В таком ключе вполне резонно можно будет отметить, что благотворное влияние служебного аппарата на деятельность субъекта отражает интересы всех субъектов правоотношений. Поэтому установление лишь факта нарушения должностным лицом своих обязанностей по службе не может расцениваться как совершение преступления в интересах службы, выявлять и доказывать необходимо конкретный мотив совершения преступления.

<17> См.: Динека, В.И. Ответственность за должностные преступления по уголовному праву России (уголовно-правовой и криминологический аспект): автореф. дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.08 / В.И.Динека. — М., 2000. — С. 38.

<18> Борков, В.Н. Должностные преступления: квалификация, система и содержание уголовно-правовых запретов / В.Н.Барков. — Омск, 2010. — С. 95 — 100.

Следовательно, совершая должностное преступление из личной заинтересованности, виновное лицо преследует цель получить (извлечь) различные виды выгод и преимуществ как для себя, так и для других лиц, в судьбе или деятельности которых он заинтересован. Именно через эту призму мы и должны рассматривать вопрос оценки действий лиц, совершающих злоупотребления в интересах службы (ложно понятых, узковедомственных и т.д.), поскольку за такими интересами нередко кроется личная заинтересованность низменного характера (стремление уйти от ответственности за допущенные ошибки и недостатки в работе, получить поддержку со стороны влиятельных лиц, тщеславие и т.д.) либо же, наоборот, ничего не стоит <19>. Установить и доказать данный факт — прерогатива органов следствия и суда, не следует использовать механическое наложение известного трафарета в виде определенных словосочетаний.

<19> Например, П.С.Яни указывает, что в ряде случаев соответствующее побуждение должностного лица свидетельствует о его искреннем заблуждении относительно противоречия его деяния законным интересам службы, что, таким образом, означает отсутствие у него умысла на совершение злоупотребления (См.: Яни, П.С. Взяточничество и должностное злоупотребление: уголовная ответственность / П.С.Яни. — М., 2002. — С. 85 — 86). Позже П.С.Яни высказался иным образом: «Сами по себе ложно понятые интересы службы не могут отождествляться с мотивом в виде иной личной заинтересованности, поскольку последний представляет собой желание извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное различными низменными, аморальными устремлениями, а действуя из ложно понятых интересов службы, лицо стремится совершить полезное, по его мнению и исходя из предполагаемого им результата, действие, хотя очевидно незаконным путем. Однако указанные мотивы могут сопутствовать друг другу. В тех случаях, когда мотив личной заинтересованности предусмотрен в качестве конститутивного признака состава преступления, сопутствующий мотив ложно понятых интересов службы как не влияющий на уголовно-правовую оценку не становится препятствием для вменения соответствующего состава. Происходит это потому, что правило о выборе доминирующего мотива применяется, когда оба конкурирующих мотива значимы для квалификации, например, когда установлены корыстный и хулиганский мотивы убийства» (см.: Яни, П. Вопросы квалификации должностных преступлений в постановлении Пленума и судебной практике / П.Яни // Законность. — 2014. — N 4. — С. 29).

Согласимся с тем, что в сегодняшних условиях такой признак, как иная личная заинтересованность, понимается зачастую судебно-следственной практикой расширительно, именно как заинтересованность субъекта в совершении определенных действий и наступлении выгодных (или желаемых) для этого лица последствий (каждый сознательный и волевой акт всегда носит личный субъективный характер <20>). Однако такое толкование уголовного закона, представляется, оправданно, т.к. отсутствие признака иной личной заинтересованности приведет к сужению сферы действия уголовного закона, ограниченного лишь корыстной мотивацией, либо при отсутствии еще и корысти — к чрезмерному расширению, что в условиях социально ориентированной рыночной экономики недопустимо.

<20> Тарасова, Е.В. Квалификация преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего положения: автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.08 / Е.В.Тарасова. — СПб., 1999. — С. 17.

УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ

В. В. РОМАНОВА УДК 343.3/.7

ИНАЯ ЛИЧНАЯ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ КАК МОТИВ
СОВЕРШЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Психологический механизм преступного деяния, который соответствует правовому понятию виновного поведения, включает принятие решения о противоправном поведении (и его реализации) на основе определенного мотива (группы мотивов) .

Доктринальное толкование мотива преступления и его правового значения остается дискуссионным. Это обусловлено в первую очередь тем, что общепризнанное определение мотива отсутствует. Вопросы мотивации (совокупности мотивов) поведения человека изучались и изучаются различными науками, однако на данный момент исследования далеки от окончательного решения.

Мотивпроисходит от французского слова motif, которое, в свою очередь, произошло от латинского moveo — двигаю.

В психологии мотив определяется как побуждение к совершению поведенческого акта, порожденное системой потребностей человека . Понятие мотива раскрывается посредством терминов влечение, интересы, желания, жизненные цели и идеалы , намерения, потребности, соображения, состояние, свойство личности и др.

Ряд исследователей придерживаются позиции А. Н. Леонтьева, выделяющего две функции мотива, которые раскрывают его суть: побуждение и смыслообразование. Иными словами, если человеку необходимо что-либо сделать, а желание отсутствует, он задается вопросом: «Зачем мне это нужно?». Таким образом происходит поиск и возникновение мотива. В этом случае мотив и смысл созвучны.

Точек зрения относительно определения мотива много, но, резюмируя их, полагаем, что все они свидетельствуют о том, что в зависимости от ситуации мотивом может быть любое психическое проявление (намерение, потребность, желание, соображение, убеждения, интересы, состояние и т. д.), которое формирует направленность воли человека и обусловливает содержание его действий (бездействия).

Вместе с тем мотив преступного поведения требует дополнительной характеристики.

Так, мотив преступления в уголовно-правовом аспекте трактуется как обусловленное определенными потребностями и интересами внутреннее побуждение, вызывающее у лица решимость совершить преступное деяние в связи с желанием достичь определенную цель .

Значение мотива преступления определяется тем, что, во-первых, он может быть обязательным признаком субъективной стороны преступления, а также объясняет, почему совершено преступление; во-вторых, в ряде случаев без установления мотива нельзя решить вопрос о правильной квалификации преступления (получение взятки и злоупотребление должностными полномочиями); в-третьих, нередко является отягчающим или смягчающим наказание обстоятельством; в-четвертых, влияет на характер и степень общественной опасности деяния.

Обращает на себя внимание, что при описании мотива как обязательного признака состава преступления законодатель использует термины «мотив» или «побуждения» (по смыслу идентичны, понятие «побуждения» соответствует понятию «мотив»), «заинтересованность», «личный интерес». В ряде составов перечисляется, в чем конкретно должен проявиться мотив, а именно: месть, кровная месть, корысть, ненависть, вражда и др.

Наиболее затруднительными для уяснения являются понятия «заинтересованность» и «личный интерес». Спорными в данном случае представляются вопросы о том, к какому элементу состава

преступления они относятся и каков их уголовно-правовой статус. Дискуссии ведутся относительно того, выступают ли заинтересованность и интерес разновидностью побудительных причин преступления (мотивом) или они являются обстоятельствами, характеризующими эмоциональное состояние субъекта преступления, которое имеет уголовно-правовое значение, но мотивом преступления не является .

Сторонники последней позиции приводят следующие аргументы: основной побудительной мотивообразующей к деянию силой являются потребности. Интерес — это форма проявления познавательных потребностей, относящихся к осознаваемым мотивам совершения поведенческого акта .

Уголовным кодексом Российской Федерации предусмотрена ответственность за совершение преступлений по мотивам корыстной или иной личной заинтересованности в диспозициях шести статей, а именно: в ст. 145.1 («Невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат»), ст. 170 («Регистрация незаконных сделок с недвижимым имуществом»), ст. 181 («Нарушение правил изготовления и использования государственных пробирных клейм»), ст. 285 («Злоупотребление должностными полномочиями»), ст. 292 («Служебный подлог») и ст. 325 («Похищение или повреждение документов, штампов, печатей либо похищение акцизных марок, специальных марок или знаков соответствия»).

Из самой альтернативности мотивов следует, что законодатель имел в виду не любые личные побуждения, а только те, которые наряду с корыстными направлены на извлечение какой-либо нематериальной выгоды для себя или для своих близких. Личная заинтересованность является более емким понятием, чем корыстная заинтересованность лица в совершении преступления.

Толкование личной заинтересованности в теории и практике имеет расхождения.

Так, в п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16.10.2009 № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» дается разъяснение, что иная личная заинтересованность — это стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера , обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. п.

Должно ли стремление извлечь выгоду неимущественного характера быть порождено низменными побуждениями?

Б. В. Здравомыслов писал, что для правильного уголовно-правового понимания «иной личной заинтересованности» важно ограничить ее таким кругом мотивов, которые свидетельствуют о низменных интересах лица . Эта позиция обосновывается тем, что употребление понятия «иная личная заинтересованность» не отражает того негативного, антисоциального оттенка, которым обладают иные низменные побуждения.

Термин «иные низменные побуждения» в уголовном законе употребляется почти сто лет.

Согласно п. «а» ст. 142 УК РСФСР 1922 г. умышленное убийство считалось квалифицированным при условии его совершения из корысти, ревности и других низменных побуждений. Эта формулировка сохранялась в п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г. до 1960 года. Однако и тогда закон не давал исчерпывающего перечня низменных побуждений или их конкретного определения. Одной из попыток раскрыть суть таких побуждений было разъяснение в Постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 16.03.1925 (ныне не действующем) о том, что применительно к ст. 142 УК РСФСР 1922 г. квалифицированным убийством из корысти, ревности и других

Законодательное определение низменных побуждений отсутствует. Перечень низменных побуждений носит произвольный и оценочный характер.

В научной и учебной литературе низменные побуждения традиционно раскрываются как грубо попирающие нормы морали, нравственности, принятые в обществе. К ним относят личные мотивы: месть, зависть, стремление использовать ребенка по своему усмотрению , ревность, трусость, а также национальные, расовые, политические, религиозные мотивы и т. п., однако критерии признания мотива низменным не выработаны.

Как нам представляется, невозможность выделения законодателем четких критериев признания побуждений низменными объяснима тем, что принятые в обществе нормы морали и нравственности изменчивы по причине эволюции общества, которая влечет и культурную эволюцию, оказывающую существенное воздействие на общественные модели, среди которых выделяются мораль и нравственность, выступающие в роли синонимов.

Традиционно мораль (от лат. moral " es — общепринятые традиции, негласные правила) определяется как принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений. Наряду с этим под моралью (нравственностью) нередко понимается вообще любая принятая (где-либо) система норм индивидуального поведения. Различия в трактовках обусловлены расхождениями в понимании источника морали и содержания морального идеала.

Употребление терминов «мораль» и «нравственность» в уголовно-правовом аспекте влечет недостаточность правовых ориентиров для признания мотивом преступления низменных побуждений.

В Уголовном кодексе Российской Федерации корыстные или иные низменные побуждения предусмотрены в конструкции двух составов преступлений: в ст. 153 («Подмена ребенка») и ст. 155 («Разглашение тайны усыновления (удочерения»)). Применение этих составов затруднительно, если деяние совершается не из корыстных побуждений.

Например, безнравственны, аморальны и осуждаемы в обществе, но уголовно ненаказуемы действия по тайной замене чужого ребенка своим, при условии, что родители имели намерение отказаться от собственного ребенка, если его пол не будет соответствовать желаемому. Подмена на новорожденного желаемого ими пола фактически давала шанс подмененному ребенку не оказаться сиротой. При таких обстоятельствах тайная подмена представляет собой чуть ли не общественно полезное деяние, а следовательно, мотив, которым руководствовалось лицо, подменившее ребенка, нельзя назвать низменным. Таким образом, происходит в некотором роде оправдание преступления. При этом общественным отношениям, обеспечивающим нормальное функционирование семьи, сохранение ребенком родственных связей со своей кровной семьей, вред причиняется независимо от мотива деяния.

Использование законодателем термина «низменные побуждения» в ст. 153 и ст. 155 УК РФ неосновательно сужает рамки применения этих норм, что не соответствует потребностям практики. Вместе с тем в случае изменения формулировки мотива на иную личную заинтересованность подобные факты не оставались бы вне рамок уголовно-правового регулирования.

По нашему мнению, любые мотив и цель, составляющие психологическую основу преступления, причиняющего вред общественным отношениям, конкретным людям, не могут рассматриваться как общественно полезные и уже в силу этого носят антисоциальный оттенок. Соответственно, лицо, руководствуясь удовлетворением какого-либо собственного интереса, причиняет вред объекту преступления — посягает на права и свободы других лиц, на охраняемые законом отношения. В этом и проявляется негативный характер мотива, послужившего побуждением не просто к поведению лица, а к совершению им преступления.

Исходя из изложенного, представляется нецелесообразным использование понятия «иные низменные побуждения» вместо понятия «иная личная заинтересованность».

Существует проблема соотношения иной личной заинтересованности и ложно понятых интересов службы.

Эта проблема наукой единообразно не решена. Одна группа ученых допускает расширенное толкование мотива должностного злоупотребления, при котором в его содержание в качестве одной из разновидностей включались бы ложно понятые интересы службы. Другие однозначно высказываются о недопустимости признания ложно понятых интересов службы разновидностью личной заинтересованности.

Для раскрытия существа ложно понятых интересов службы необходимо установить, что входит в интересы службы лица, совершившего преступление.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 16.10.2009 № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» рекомендует под использованием должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы (ст. 285 УК РФ) понимать совершение таких деяний, которые хотя и были непосредственно связаны с осуществлением должностным лицом своих прав и обязанностей, однако не вызывались служебной необходимостью и объективно противоречили как общим задачам и требованиям, предъявляемым к государственному аппарату и аппарату органов местного самоуправления, так и тем целям и задачам, для достижения которых должностное лицо было наделено соответствующими должностными полномочиями.

Закрепленные в нормативных правовых актах положения раскрывают содержание интересов службы.

Если должностное лицо добросовестно заблуждалось относительно соответствия своих деяний интересам службы и это объективно обусловлено противоречиями, разночтениями и неточностями в нормативных документах, регламентирующих права и обязанности должностного лица, состав злоупотребления должностными полномочиями отсутствует.

При этом добросовестное заблуждение требуется отграничивать от невнимательности, неосмотрительности должностного лица, при которых возможна квалификация его деяния как халатность, но при условии наличия всех остальных обязательных признаков этого состава преступления.

По нашему мнению, признание ложно понятых интересов службы частным случаем личной заинтересованности недопустимо.

Придерживаясь такой же позиции, в своем диссертационном исследовании А. Н. Харченко указывает, что «когда субъект действует из ложно понятых интересов службы, у него отсутствует антисоциальный интерес, а соответственно, мотив иной личной заинтересованности. Следовательно, уголовная ответственность должна исключаться» .

Б. В. Волженкин аргументировал свою позицию тем, что «при предъявлении обвинения должен быть конкретно указан соответствующий мотив личного характера, которым руководствовалось должностное лицо, совершая злоупотребление полномочиями. Весьма распространенная в свое время ссылка на узковедомственные или ложно понимаемые государственные или общественные интересы как на достаточный мотив для обвинения в должностном злоупотреблении — противоречит закону» .

Для разграничения ложно понятых интересов службы и иной личной заинтересованности следует обратиться к проблеме конкуренции мотивов в уголовном праве. Б. С. Волков отмечал, что «мотивы, с которыми закон связывает квалификацию преступления, по своему содержанию всегда разные побуждения, которые в качестве основных мотивов не могут быть соединены в одном преступлении. Личная заинтересованность и ложно понятые интересы учреждения и предприятия — противоположные мотивы, по-разному характеризующие общественную опасность нарушения должностными лицами служебного долга. Мотивы ложно понятой необходимости проистекают не из стремления получить личное удовлетворение, а из других оснований, из так называемого чувства ложного патриотизма» .

Говорить о ложно понятых интересах службы, на наш взгляд, можно только в том случае, если должностное лицо полагает свои действия (бездействие) соответствующими интересам службы, тогда как на самом деле они противоречат этим интересам. Не ложно понятыми интересами службы, а личной заинтересованностью руководствуется должностное лицо, когда путем различных неправомерных действий создает видимость благополучия на вверенном ему участке работы, заведомо зная, что его действия противоречат интересам службы. Вряд ли можно усмотреть ложно понятые интересы службы, когда должностные лица правоохранительных органов в целях улучшения показателей своей деятельности укрывают неочевидные преступления .

Мотивом фальсификации показателей работы, как правило, служат карьеризм, выслуживание перед руководителями, желание не выделяться среди коллег и создать видимость благополучия на вверенном участке работы путем укрытия неочевидных преступлений, регистрации несуществующих преступлений как очевидных. Полагаем, что в подобных случаях лицо явно действует вопреки интересам службы и его личные побуждения являются приоритетными, о чем свидетельствует и судебная практика.

Таким образом: 1) интересы и заинтересованность могут выступать в качестве побудительной силы к деянию человека, т. е. мотива; 2) понятием «иная личная заинтересованность» охватываются все иные, кроме корыстных, побуждения, связанные с получением личной выгоды неимущественного характера; 3) признание ложно понятых интересов службы частным случаем личной заинтересованности недопустимо; 4) ложно (ошибочно) понятые интересы службы не охватываются понятием «иная личная заинтересованность», а могут свидетельствовать либо о наличии неосторожной вины в действиях должностного лица, либо «маскировать» наличие иной личной заинтересованности.

Библиографический список

1. Волженкин Б. В. Служебные преступления: учеб.-практ. пособие / Б. В. Волженкин. — Москва: Юристъ, 2000. 348 с. —(Библиотека следователя).

2. Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений / Б. С. Волков; под ред. Ф. Н. Фаткуллина. — Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1968. — 166 с.

3. Гарипов Т. И. Ложно понятые интересы службы как мотив преступлений против правосудия / Т. И. Гарипов // Вестник Казанского юридического института МВД России. — 2015. — № 1(19). — С. 117—121.

4. Здравомыслов Б. В. Должностные преступления. Понятие и квалификация / Б. В. Здравомыслов. — Москва: Юрид. лит., 1975. — 168 с.

5. Любавина М. А. Квалификация преступлений, предусмотренных статьями 285, 286, 292 и 293 УК РФ: учеб. пособие / М. А. Любавина. — Санкт-Петербург: С.-Петерб. юрид. ин-т (фил.) Акад. Генеральной прокуратуры Рос. Федерации, 2010. — 184 с.

6. Макарова И. В. Общая психология: краткий курс лекций / И. В. Макарова. — Москва: Юрайт, 2014. — 182 с.

7. Мешков М. В., Доказывание мотива преступления и проблемы уголовно-правового регулирования / М. В. Мешков, А. Н. Гайфуллин// Мировой судья. — 2015. — № 3. — С. 14—17.

8. Ситковская О. Д. Уголовный кодекс Российской Федерации: психологический комментарий (постатейный) [Электронный ресурс] / О. Д. Ситковская. — Москва: Акад. Генеральной прокуратуры Рос. Федерации, 2009.— Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс».

9. Столяренко Л. Д. Психология / Л. Д. Столяренко, В. Е. Столяренко. — Москва: Юрайт, 2011. — 134 с.

10. Церенов И. А. Понятие «хулиганские побуждения» в истории уголовного законодательства России / И. А. Церенов // Проблемы в российском законодательстве. — 2011. — № 4. — С. 139—141.

11. Уголовное право. Общая часть: учеб. для вузов / отв. ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова. — 3-е изд., изм. и доп. — Москва: НОРМА, 2001. — 576 с.

12. Уголовное право России. Особенная часть: учебник / под ред. И. Э. Звечаровского. — Москва: НОРМА, 2010. — 976 с.

Предпосылки к возникновению данного дела и его фабула таковы: примерно два года назад пресса запестрила сообщениями о злоупотреблениях работников милиции при регистрации сообщений о преступлениях, неправомерных отказах в возбуждении уголовных дел, укрывательстве преступлений. Был ряд выступлений высокопоставленных чиновников о необходимости борьбы с подобными явлениями, необходимости усиления ответственности за данные нарушения, привлечения к ответственности виновных лиц. Как это часто случается в нашем обществе, правильный, по сути, процесс борьбы с халатностью и нечистоплотностью в милицейских рядах быстро перешёл в «кампанейщину». Что, естественно, не могло не родить у излишне ретивых чиновников на местах необходимость срочно изыскать «внутренние резервы» и «кровь из носу» найти, обезвредить и примерно наказать «оборотня в погонах» в своей вотчине.
Так, неожиданно для себя и многочисленных коллег, стал обвиняемым, а потом и подсудимым и мой подзащитный, к которому ранее не было никаких нареканий по службе. Участковый уполномоченный УВД города Невинномысска ст. лейтенант милиции Сергеев Сергей Владимирович (фамилия оправданного и ряда свидетелей изменены) был привлечён к уголовной ответственности по ч.1 ст.285 УК РФ. Ему было предъявлено обвинение в использовании своих должностных полномочий вопреки интересам службы из корыстной или иной личной заинтересованности, повлекшем существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций, либо охраняемых законом интересов общества или государства. А именно, в том, что, «узнав о совершённой краже имущества из гаража гражданина Петрова, а также о том, что последний уже позвонил в ДЧ УВД города Невинномысска и сообщил о совершенной из его дома краже, в нарушение своих должностных обязанностей, действуя вопреки интересов службы, исходя из личной заинтересованности, выразившейся в нежелании ухудшить показатели криминогенной обстановки на обслуживаемом административном участке, грубо нарушил требования ст.10 Закона «О милиции», ст.43 УПК РФ, приказа МВД РФ № 900, приказа МВД СССР № 415 и п.5 Должностной инструкции участкового уполномоченного ОУУМ УВД г. Невинномысска, не принял заявление о совершенном преступлении, неотложные следственные действия не произвёл, в дежурную часть УВД города о случившемся не доложил, в Книге учёта заявлений и сообщений о преступлениях не зарегистрировал. В результате незаконных действий Сергеева были существенно нарушены права и законные интересы гражданина Петрова, что выразилось в непринятии мер по охране и восстановлению его прав, нарушенных преступлением, а также охраняемых законом интересов государства, что выразилось в укрытии преступления от регистрационного учёта и непринятии мер к привлечению виновного к ответственности». Кроме того, согласно предъявленному обвинению, «Сергеев изъял без надлежащего процессуального оформления 4 аэрозольных баллончика и 2 пластиковых ведёрка под предлогом передачи их экспертам на исследование, которое так и не было проведено, что привело к утрате вещественных доказательств». Позже ведерки и баллончики были возвращены гражданину Петрову неустановленными работниками милиции.
Из материалов дела следует, что гражданин Петров, являющийся сотрудником ОВД Кочубеевского района, обнаружив совершённую в его домовладении кражу, позвонил в ДЧ УВД города Невинномысска, сообщил о случившемся и стал ждать прибытия милиции. Вскоре возле его дома остановилась «Ока», из которой вышли три работника милиции: участковый уполномоченный Сергеев, начальник ТПМ «Закубанское» УВД г. Невинномысска майор Яровой, сотрудник ТПМ «Закубанское» прапорщик милиции Липатов. Потерпевший сказал им, что звонил в УВД города Невинномысска и ждет оперативно-следственную группу, показал им место происшествия, дал пояснения. Милиционеры ничего не оформляли, лишь спросили гражданина Петрова, будет ли он подавать заявление, забрали с места происшествия баллончики и ведерки, якобы для исследования, и уехали, наказав потерпевшему подойти дня через три в ТПМ «Закубанское» УВД города Невинномысска. Несколько дней спустя он приходил в ТПМ, виделся и разговаривал с начальником ТПМ майором Яровым, однако, так и не получил вразумительного ответа о судьбе своего дела. Участкового Сергеева он не видел. Через 10 дней Петров обратился в прокуратуру, которая после проверки сообщения возбудила дело по факту кражи его имущества, а также по факту злоупотребления работниками милиции служебными полномочиями. Ещё до возбуждения прокуратурой уголовного дела по факту кражи, участковым Сергеевым была принята явка с повинной от гражданина Глебова о совершенной им краже из домовладения Петрова. Впоследствии Глебов был осуждён по ч.2 ст.158 УК РФ.
Проведенной служебной проверкой участковый Сергеев и начальник ТПМ майор Яровой признаны нарушившими ряд ведомственных инструкций и привлечены к дисциплинарной ответственности за халатное отношение к служебным обязанностям. В то же время, каких либо умышленных действий, направленных на укрытие преступления не обнаружено. Сообщения о преступлении в Книгах регистрации и учета сообщений УВД города Невинномысска не обнаружено. Запись телефонного звонка Петрова в дежурную часть с сообщением о краже прослушать оказалось невозможно «по техническим причинам».
Из показаний подсудимого Сергеева, свидетелей начальника ТПМ майора Ярового, прапорщика Липатова следует, что они, не оформляя сообщение гражданина Петрова, исходили из того, что вскоре должна приехать оперативно-следственная группа УВД, в которую они в этот день не входили. Они проезжали мимо дома потерпевшего по другим служебным делам и увидели Петрова, который подал им знак остановиться. Из показаний подсудимого Сергеева также следовало, что в этот же день им были проведены мероприятия по выявлению лиц, причастных к совершению преступления, о чем в конце дня был подан рапорт в ДЧ УВД (данный рапорт при проведении служебной проверки обнаружен не был). Далее им также проводились соответствующие мероприятия по раскрытию преступления, которые вылились в принятую им явку с повинной от гражданина Глебова.
Я приступил к защите в стадии судебного разбирательства. При изучении материалов дела, я обратил внимание на следующее обстоятельство: по делу никто не признан потерпевшим. Кроме того, ведёрки и баллончики с краской, признанные по данному делу вещественными доказательствами, в уголовном деле о краже имущества Петрова, по которому был осуждён гражданин Глебов, в качестве вещественных доказательств не признавались и не приобщались.
Далее приведу в несколько усечённом виде тезисы выступления в прениях:
«Сергеев обвиняется в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.285 УК РФ. С точки зрения обвинения он, имея личную заинтересованность, укрыл от регистрационного учёта преступление - тайное хищение чужого имущества, стоимостью 6 тысяч рублей, принадлежащего гражданину Петрову, совершённое 14 октября 2004 года гражданином Глебовым. По мнению обвинения, своим деянием Сергеев причинил существенный вред правам и законным интересам гражданина Петрова, а также, охраняемым законом интересам государства.

Защита считает, что обвинение, в том виде, как оно изложено в постановлении о предъявлении обвинения, не позволяет признать, что в деянии Сергеева содержится состав преступления, предусмотренный ст. 285 УК РФ.

Так, в постановлении о предъявлении обвинения прямо не указано, что Сергеев действовал умышленно, хотя такого рода преступление (укрывательство) может быть совершено только умышленно. Кроме того, в постановлении не указаны конкретные незаконные действия Сергеева, направленные на укрывательство преступления (отказ в приёме заявления, отказ в возбуждении дела, фальсификация материалов проверки, уничтожения материалов, обман заявителя и т.д.). В постановлении указано на бездействия (заявления не принял, неотложные следственные действия не произвёл, в дежурную часть не доложил, в КУС не зарегистрировал). В то же время, из формулировки обвинения следует, что вред правоохраняемым интересам причинён «в результате незаконных действий», которые (действия) не указаны.
Кроме того, часть полномочий (регистрация сообщения в КУС, проведение неотложных следственных действий) приписаны обвинением Сергееву ошибочно, поскольку не входят в его служебные обязанности, тем более, в данной ситуации. В данном конкретном случае, оказавшись на месте преступления раньше оперативно-следственной группы, Сергеев должен был лишь обеспечить охрану места преступления (в соответствии с п.14.2 Инструкции по организации деятельности участковых уполномоченных милиции, приложение к приказу МВД от 16 сентября 2002 г. №900). Какие-то другие действия он мог производить лишь в случае невозможности прибытия группы (п. 14.3 Инструкции). Поскольку участковый не является органом дознания, он не может самостоятельно проводить следственные действия и принимать процессуальные решения без письменных указаний начальника МОБ или начальника УВД города. Поэтому, обвинение, в части вменения «не проведения неотложных следственных действий» вышло за рамки служебных полномочий Сергеева. Также как и в части «не регистрации в КУС», т.к. данные действия - прямая обязанность сотрудников дежурной части УВД, которые непосредственно регистрируют сообщения и несут персональную ответственность за правильность ведения Книги учёта сообщений и Журнала учёта информации (п.п. 3.3 - 3.10 приложения к приказу МВД СССР № 415 от 11.11.1990 года).

Из показаний гражданина Петрова не следует, что работники милиции отказали ему в приёме заявления 14 октября 2004 года. Он указывает лишь, что они просили его подождать с подачей заявления 3 дня. Через 3 дня и позднее он приходил в Закубанское отделение милиции, общался с начальником отделения, другими милиционерами, однако заявления так и не написал, т.к. ему никто не предлагал, а сам он также не проявил инициативу. Участкового Сергеева он с 14 октября больше не видел, к нему лично не обращался и его не искал. Из его же заявлений на следствии (Т.1, л.д. 48, 131) и показаний в суде следует, что работники милиции не просили его не писать заявление.
Из показаний свидетеля Петрова - младшего также следует, что милиционеры не просили его отца не писать заявления вообще, а просили повременить 3 дня. Кроме того, из его показаний следует, что как раз таки повременить с написанием заявления просил не участковый Сергеев, а другие два милиционера (майор и прапорщик).
Таким образом, из показаний свидетелей не следует того, что непосредственно Сергеев умышленно предпринимал меры, направленные на укрытие данного преступления от регистрационного учёта.
В то же время, из показаний самого Сергеева, также свидетелей - сотрудников территориального пункта милиции «Закубанское»: Ярового и Липатова, материалов и заключений служебных проверок следует - на место происшествия они попали случайно. Проезжая мимо домовладения Петрова по совершенно другим служебным делам, они остановились по просьбе потерпевшего, который сообщил им о краже, а так же о том, что ждёт прибытия оперативно-следственной группы; и о том, что сам является сотрудником милиции. Сергеев принял меры, направленные на раскрытие преступления по горячим следам, однако ничего не оформлял, поскольку, уезжая с места событий, они были в полной уверенности, что вскоре приедет оперативно-следственная группа (т.к. потерпевший сообщил, что звонил по телефону ДЧ УВД города Невинномысска). Учитывая данные обстоятельства, а также то, что Петров сам является сотрудником милиции, сотрудники ТПМ «Закубанское» понадеялись на то, что потерпевший дождётся группу из УВД, и те примут соответствующие меры. У Сергеева и других сотрудников ТПМ «Закубанское» были все основания надеяться на приезд оперативно-следственной группы, т.к. в соответствии с законом, положениями приказа МВД СССР от 11 ноября 1990 года № 415 п.п.1.4, в случае поступления в дежурную часть звонка с сообщением о совершенном преступлении, дежурный высылает на место событий оперативно-следственную группу, которая должна провести проверку на месте и принять соответствующее решение.
Материалами дела установлено, что Сергеев, в этот день, не входил в оперативно-следственную группу, прибыл на место происшествия не по поручению дежурной части. В группе прибывших милиционеров он не являлся старшим по званию. Более того, с ним был его непосредственный начальник - майор Яровой. Непонятно, из чего исходило следствие, привлекая к ответственности одного Сергеева. Согласно пункту 2.3 Приказа № 415 участковый инспектор милиции при обнаружении на обслуживаемом участке признаков преступления принимает меры, предусмотренные законодательством, после чего докладывает дежурному по ОВД. В то же время пункт 2.4 указанного приказа, а также Закон «О милиции» (ст.10, 18), другие ведомственные приказы (в частности приказ МВД РФ от 13 марта 2003 года № 158 пункт 7) обязывают всех без исключения сотрудников милиции рядового и начальствующего состава принимать те же самые меры, что и участкового. Таким образом, вся виновность Сергеева заключается в том, что он, равно как и другие присутствовавшие на месте преступления милиционеры, не сообщил немедленно в дежурную часть о преступлении и не дождался приезда оперативно-следственной группы. За данные халатные действия он и майор Яровой проведённой служебной проверкой обосновано привлечены к дисциплинарной ответственности и получили по строгому выговору. Как указано в актах проверок, каких либо умышленных действий, направленных на укрытие преступления от учёта, не установлено.
Утверждение обвинения о том, что изъятие без процессуального оформления 4 аэрозольных баллончиков и 2 ведёрок повлекло утрату вещественных доказательств - безосновательно. Во-первых, они были возвращены. Во-вторых, данные вещи не понадобились, в качестве доказательств, при расследовании уголовного дела по обвинению Глебова, который осуждён и приговор, в отношении которого, вступил в законную силу. В-третьих, не доказано, что на данных предметах вообще имелись какие-либо следы преступления, позволяющие считать их вещественными доказательствами (ст. 81 УПК РФ). Таким образом, данный тезис обвинения - чистой воды предположение и не может быть положен в основу обвинительного приговора.
Кроме того, следствием не дано никакой правовой оценки действиям дежурной части УВД и других сотрудников милиции, оказавшимся на месте происшествия. Со слов потерпевшего от кражи Петрова, он звонил в дежурную часть УВД по одному из телефонов 02 или 3-10-10 и сообщил о совершённом у него хищении. Его подробно опросили и обещали прислать оперативно-следственную группу. Между тем, группа так и не приехала. Таким образом, неустановленный сотрудник дежурной части грубо нарушил требования приложения к приказу МВД РФ от 11 ноября 1990 года № 415 п.п.3.2, 4.2 и др., что и привело к несвоевременной регистрации сообщения о совершенном преступлении. То, что звонок от Петрова в УВД имел место, не может подвергаться сомнению только лишь из-за отсутствия информации об этом в учётных документах УВД, которые ведут живые люди. А люди могут и ошибаться, и допускать злоупотребления. Как видно из материалов служебных проверок, аудиозапись звонков в дежурную часть (единственное объективное доказательство) якобы невозможно прослушать по «техническим причинам». Между тем, нет никаких оснований не доверять показаниям Петрова, поскольку причин для оговора сотрудников дежурной части у него нет. Кроме того, с его слов о звонке стало известно как его родственникам (жене и сыну), так и работникам милиции, случайно оказавшимся на месте событий.
Почему именно участковый Сергеев привлечён к уголовной ответственности, непонятно. Очевидно, что ряд сотрудников милиции (установленных и неустановленных), как и Сергеев, допустили нарушения своих служебных обязанностей, установленных соответствующими ведомственными приказами и инструкциями, что повлекло несвоевременную регистрацию сообщения Петрова о совершенной краже. Однако данные нарушения не повлекли последствий в той степени, чтобы считать их преступлением.
Не опровергнуты обвинением показания Сергеева о том, что им были приняты все возможные меры по раскрытию преступления по горячим следам, о чём в этот же день составлен рапорт и передан в дежурную часть. Факт отсутствия в дежурной части данного рапорта объясняется так же, как и отсутствие следов звонка Петрова в официальных документах дежурной части. Рапорт подается в дежурную часть в единственном экземпляре. В дальнейшем с этим рапортом занимается дежурный. В том числе, заносит (или не заносит) его в книгу учёта сообщений о преступлениях. Податель же рапорта нигде не расписывается и самостоятельно не вносит сведения в регистрационные книги. Таким образом, неустановленный сотрудник дежурной части, не зарегистрировавший звонок Петрова, также мог «потерять» и рапорт Сергеева.
Защита не согласна с тем, что деянием Сергеева, при его доказанности, причинён какой-либо вред правам и интересам Петрова, а вред интересам государства носит существенный характер.
Состав преступления, предусмотренный ст. 285 УК РФ, является материальным, поскольку для привлечения виновного лица к ответственности необходимо причинение вреда. Более того, чтобы деяние стало преступным, причинённый вред должен быть признан существенным. «Существенный вред» - понятие оценочное. Пленум ВС РФ в Постановлении от 30 марта 1990 года №4 указывает: «Судам необходимо иметь ввиду, что вред может выражаться в причинении не только материального, но и иного вреда: в нарушении конституционных прав и свобод граждан, подрыве авторитета органов власти, государственных и общественных организаций, создании помех и сбоев в их работе, нарушении общественного порядка, сокрытии крупных хищений, других тяжких преступлений и т.п.
- при решении вопроса о том, является ли причинённый вред существенным, необходимо учитывать степень отрицательного влияния противоправного деяния на нормальную работу организации, учреждения, характер и размер понесённого ими материального ущерба, число потерпевших граждан, тяжесть причинённого им морального, физического или имущественного вреда и т.п.»
Как следует из предъявленного Сергееву обвинения, ему инкриминируется укрытие от регистрационного учёта преступления, предусмотренного ч.2 п. «в» ст.158 УК РФ, т.е. преступления средней степени тяжести. Также, установлено, никакого материального, морального и физического вреда никому данным деянием не причинено. Потерпевших по делу нет, гражданских исков не заявлено.
Как видно из вышеуказанных рекомендаций Пленума ВС РФ, деяние Сергеева недотягивает ни по степени тяжести, ни по числу потерпевших лиц, ни по другим параметрам под признак существенности причиненного вреда. В любом случае, вывод о причинении существенного вреда должен быть мотивирован. В постановлении о привлечении Сергеева в качестве обвиняемого какой-либо мотивировки существенности вреда - нет.
По мнению защиты, в данном случае вреда не наступило вовсе. По делу не выявлено потерпевших лиц. Интересы и права Петрова не пострадали. Лицо, виновное в тайном хищении его имущества, установлено и привлечено к ответственности ещё до возбуждения дела прокуратурой города по его заявлению о совершении кражи. Причём, раскрыл преступление и принял явку с повинной от Глебова сам подсудимый Сергеев. Как при проведении предварительного следствия (заявления л.д. 48, 131 т.1), так и в суде, Петров утверждал об отсутствии какого-либо вреда его правам и интересам от действий милиционеров. Поскольку он не признан потерпевшим, следствие, видимо, согласно с этим. Что касается причинения вреда охраняемым законом интересам государства, то и в данном случае из текста обвинения не вытекает и ничем не мотивируется, в чём конкретно (кроме общих фраз) он выражается и почему данный вред является существенным.
По мнению защиты, сама возможность привлечения к уголовной ответственности должностного лица только лишь за не регистрацию преступления средней тяжести (158 ч.2 УК РФ), без каких-то иных злоупотреблений, крайне сомнительна. Фактически, в обвинении речь идёт об укрывательстве Сергеевым данного конкретного преступления средней тяжести. Статьёй 316 УК РФ предусмотрена ответственность за укрывательство особо тяжких преступлений. Должностные лица несут ответственность за укрывательство особо тяжкого преступления, если это связано с их служебной деятельностью, по идеальной совокупности ст.316 и 285 УК РФ. За укрывательство преступлений иной степени тяжести уголовная ответственность уголовным законом РФ прямо не предусмотрена ни для общих, ни для специальных субъектов преступления, в том числе и для должностных лиц. Таким образом, привлечение должностного лица только лишь за укрывательство преступления средней тяжести, при отсутствии иных злоупотреблений, является нарушением ст.19 Конституции РФ, ст. 4 УК РФ, устанавливающих принцип равенства перед законом лиц независимо от пола, расы …имущественного и должностного положения…

Также, защита не согласна с обвинением в части наличия у подсудимого мотива преступления - иной личной заинтересованности.

Как видно из диспозиции ст. 285 УК РФ, обязательным признаком данного состава преступления является мотив деяния, т.е. совершение описанных в статье действий (бездействий) из корыстной или иной личной заинтересованности.
В постановлении о привлечении Сергеева в качестве обвиняемого указан следующий мотив преступления - с целью не ухудшить показатели криминогенной обстановки на обслуживаемом им административном участке.
Само понятие «криминогенной обстановки» следствием не расшифровано, а в законе о милиции, иных федеральных законах и приказах, инструкциях МВД, в том числе в должностной инструкции участкового, подобных терминов не встречается.
Логично предположить, что «криминогенная обстановка» - это количество совершаемых преступлений на участке. Обвинением не представлено доказательств того, что количество совершаемых на участке обвиняемого преступлений само по себе может повлиять на оценку его деятельности, привлечение его к дисциплинарной ответственности, повлиять на заработную плату, премиальные и т.п. Таким образом, представленный следствием мотив не более чем предположение, которое не имеет под собой материальной основы.
Из показаний непосредственного начальника обвиняемого - майора Ярового следует, что Сергеев не несёт прямой ответственности за наличие на его участке нераскрытых преступлений. Кроме того, у Сергеева отличные показатели раскрываемости, что подтверждается характеристиками, данными УВД и ходатайством УВД на имя председателя суда. Таким образом, ему нет резона укрывать преступления.
То же самое следует и из показаний свидетеля Ермоченко - начальника милиции общественной безопасности города Невинномысска.
Из этих показаний, показаний свидетеля - участкового УВД г. Невинномысска Соловьёва, показаний подсудимого и анализа ведомственных инструкций следует, что участковый уполномоченный милиции привлекается к дисциплинарной ответственности в случае нарушения дисциплины и законности, совершении на административном участке убийства двух и более лиц, совершения тяжких и особо тяжких преступлений лицами, состоящими на профилактическом учёте органов внутренних дел. В данном случае, поскольку имело место совершения преступления средней тяжести, наличие данного зарегистрированного преступления не могло стать поводом для привлечения участкового к какой либо ответственности. А вот как раз укрытие преступления любой степени тяжести квалифицируется как нарушение дисциплины и законности, что влечёт за собой привлечение к дисциплинарной ответственности и как результат - к лишению премий, выговорам, понижением по службе и т.д. Таким образом, участковому, с точки зрения личной заинтересованности, выгодней было зарегистрировать данное преступление, чем укрыть его от учёта.
С точки зрения служебных полномочий, Сергеев должен был принять меры по охране места происшествия, дождаться приезда оперативно-следственной группы, а также принять меры по раскрытию преступления по горячим следам (что было им сделано). Не дождавшись оперативно-следственной группы, Сергеев формально нарушил требования приказов и инструкций МВД, за что и был привлечён к дисциплинарной ответственности по результатам служебной проверки. Каких-то причин умышленно укрывать данное преступление от учёта у Сергеева не было.
Вышеописанные показания должностных лиц полностью соответствуют положениям нормативных актов, регулирующих работу участковых уполномоченных. Так, в должностной инструкции участкового уполномоченного Сергеева в разделе «за что отвечает» нет указания о том, что он непосредственно несёт ответственность за «криминогенную обстановку» (количество преступлений) на административном участке. Также нет такого рода указания и в Инструкции по организации деятельности участкового уполномоченного милиции (приложение к приказу МВД от 16 сентября 2002 г. №900).
В то же время, в данной Инструкции в п.п. 90, 90.1, 90.2, 90.3, 94 указано, что участковый может быть привлечён к дисциплинарной ответственности за нарушение дисциплины и законности, совершение на административном участке убийства 2 и более лиц, совершения тяжких и особо тяжких преступлений лицами, состоящими на профилактическом учёте в органах внутренних дел. Других оснований для привлечения участкового к дисциплинарной ответственности не предусмотрено. 14 октября 2004 года было совершено преступление средней степени тяжести. Сергеев не мог знать, кто совершил преступление (т.е. состоит или не состоит на профилактическом учёте преступник). Таким образом, не регистрация данного преступления не давала ему никакой выгоды, более того, ставила под угрозу привлечения к ответственности по п. 90.1., за нарушение дисциплины и законности.
Таким образом, предположение следствия о совершении деяния Сергеевым из иной личной заинтересованности не находит своего подтверждения.
Соответственно, по мнению защиты, в действиях Сергеева отсутствует состав преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ.

На основании изложенного, ПРОШУ:

СЕРГЕЕВА Сергея Владимировича оправдать».

Приговором Невинномысского городского суда от 30 августа 2005 года Сергеев С.В. оправдан в полном объёме предъявленного обвинения. Приговор вступил в законную силу 19 октября 2005 года.

Адвокат, заведующий АК № 1 СККА г. Невинномысска, член квалификационной комиссии АП СК Трубецкой Никита Александрович