Введение к уложению государственных законов (план всеобщего государственного образования). Введение к уложению государственных законов (План всеобщего государственного образования) Введение к уложению государственных законов верхняя палата

НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ СПЕРАНСКИЙ

ВВЕДЕНИЕ К УЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКОНОВ

(План всеобщего государственного образования)

Введение сие содержит в себе два отделения. В первом излагается план и распределение предметов, входящих в состав государственного уложения; во втором представляются начала и разум, в коем оно составлено.

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

О ПЛАНЕ УЛОЖЕНИЯ

Чтобы определить план государственного уложения, надлежит прежде всего составить истинное понятие вообще о законах государственных.

1. О свойстве законов государственных

Общий предмет всех законов есть учредить отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ.

В великой сложности сих отношений и законов, от них возникающих, необходимо нужно поставить главные их разделения.

Началом сих разделений приемлются самые предметы законов: отношения людей, в обществе живущих.

Отношения сии двояки: каждое лицо имеет отношение ко всему государству, и все лица, в особенности, имеют отношения между собою.

Отсюда возникают два главные разделения законов:

^ Законы государственные определяют отношение частных лиц к государству.

3аконы гражданские учреждают отношения лиц между ими1 .

Законы государственные суть двух родов: одни суть преходящие, другие коренные и неподвижные.

Законы преходящие суть те, коими определяется отношение одного или многих лиц к государству в одном каком либо случае . Таковы суть: законы публичной экономии, законы мира и войны, уставы полиции и проч. Они по существу своему должны изменяться по изменению обстоятельств.

^ Законы коренные, напротив, состоят в началах неподвижных и неизменяемых, с коими все другие законы должны быть соображаемы.

Нужно рассмотреть их свойство и степень необходимости.

II. О свойстве государственных коренных законов

Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных.

Но польза и безопасность суть понятия неопределенные, подверженные разным изменениям.

Если бы законы изменялись по различному образу сих понятий, они вскоре пришли бы в смешение и могли бы соделаться даже противными тому концу, для коего они существуют.

Посему во всяком благоустроенном государстве должны быть начала законодательства положительные, постоянные, непреложные, неподвижные, с коими бы все другие законы могли быть соображаемы.

1 Так, например: закон, налагающий подать или личную службу, есть закон государственный, ибо он определяет отношения частного лица к государству, но закон о разделе имуществ между наследниками есть закон гражданский, ибо он установляет отношения между частными людьми.

Сии положительные начала суть коренные государственные законы.

^ Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная.

Начало и источник сих сил в народе : ибо они не что другое суть, как нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию.

Но силы сии в рассеянии их суть силы мертвые. Они не производят ни закона, ни прав, ни обязанностей2 .

Чтобы сделать их действующими, надлежало их соединить и привести в равновесие.

^ Соединенное действие сил составляет державную власть.

Сопряжения их в державной власти могут быть многоразличны.

Из сих многоразличных сопряжений коренные законы определяют один постоянный и непременный.

^ Итак, предмет и свойство государственных коренных законов есть определить образ, коим силы государственные сопрягаются и действуют в их соединении.

III. Предметы коренных законов

Определив таким образом общее свойство коренных законов, не трудно будет в особенности означить все их предметы.

В самом деле, силы государственные, составляющие общий предмет законов коренных, могут быть рассматриваемы в двух положениях: или в состоянии их соединения, или в состоянии их личного разделения3 .

^ В состоянии их соединения они производят державную власть и политические права ее.

Oт деpжaвнoй власти возникает закон и его исполнение.

В состоянии раздельном силы государственные рождают права подданных.

Если бы права державной власти были неограничены, если бы силы государственные соединены были в державной власти в такой степени, что никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое.

^ Рабство сие может быть двояко: политическое вместе и гражданское, или одно только политическое.

Первого рода рабство бывает, когда подданные не только не имеют никакого участия в силах государственных, но и, сверх того, не имеют и свободы располагать лицом их и собственностью в связи их с другими.

Рабство второго рода бывает, когда подданные, не участвуя в силах государственных, имеют однако же свободу в лице их и собственности4 .

Из сего видно, что при державной власти силы государственные, остающиеся в расположении подданных, суть двояки: одними пользуются они в их соединении; другими –каждый особенно. От первых рождаются права подданных политические, определяющие степень их участия в силах государственных. От вторых происходят права гражданские, определяющие степень их свободы в лице и имуществе.

Хотя права гражданские и могут существовать без прав политических, но бытие их в сем положении не может быть твердо.

2 Таково есть состояние сих сил в естественном положении человека или в анархии.

3 Прежде нежели существовала державная власть, лица, ею обладаемые, существовали. Каждый имел свою волю, свой закон и свое исполнение. Сии личные силы были первыми стихиями, из соединения коих впоследствии составилась державная власть; таким образом, в силах государственных должно различать две степени бытия, или два состояния: первое - состояние рассеянности, второе - состояние соединения.

4 Крепостные люди в России находятся в первом положении, а все государство – во втором. В Турции рабство есть второго рода, ибо там нет крепостных людей.

В самом деле, права гражданские в существе своем не что другое суть, как те же права политические, но действующие разделенно и лично для каждого. Сие раздельное их действие не могло бы иметь никакой твердости, если бы не предполагало оно другого их действия –соединенного5 .

Из сего следует, что истинные права гражданские должны быть основаны на правах политических, точно так же, как и закон гражданский вообще не может быть тверд без закона политического.

Здесь открывается причина и образ, в коем права гражданские могут иметь место в коренном законе государственном. Они должны быть в нем означены в виде первоначальных гражданских последствий, возникающих из прав политических. Дальнейшие же их сопряжения должны быть предоставлены постановлениям закона гражданского6 .

Из сего происходят три главные предмета, входящие в состав коренных законов:

I. Права державной власти.

II. Закон, возникающий из прав державной власти.

III. Права подданных.

К каждому из сих главных предметов принадлежат свои разделения. Нужно определить их

с точностию.

И, во-первых, права державной власти не иначе могут быть приводимы в действие, как приложением их к одному лицу или ко многим. В монархическом правлении они прилагаются к единому. Отсюда необходимость определить лицо, власть державную представляющее, порядок сего представления и ближайшие его последствия.

Таким образом, состав первого отделения коренных законов должен заключать в себе следующие предметы:

Отделение первое. О державной власти

I. О правах державной власти в трех отношениях:

1) в силе законодательной;

2) в силе исполнительной;

3) в силе судной.

II. О лице, представляющем державную власть, или Императоре, и правах его в силах государственных.

III. Порядок представления:

1) наследство престола;

2) образы восприятия державной власти;

3) состав Императорской фамилии;

4) часть экономическая.

Первое действие державной власти есть закон и его исполнение.

И поелику в правах державной власти означено, что закон не иначе составляется и исполняется, как установленным порядком, то в сем отделении и должно означить образ составления закона и его исполнения.

Таким образом, предметы сего отделения расположатся в следующем виде:

5 Пример: контракт на куплю и продажу есть право гражданское. Но какую достоверность имело бы сие право, если бы закон политический не определил вообще, что всякая собственность есть неприкосновенна, и если бы не было власти исполнительной, приводящей сии законы в действие?

6 Так, например: в законе государственном определяется, что каждый может располагать своею собственностью по произволу. На сем основании закон гражданский распределяет, каким образом собственность должна переходить из одного владения в другое по общему согласию.

Отделение второе. О законе

I. Определение отличительных свойств закона.

II. Составление закона:

1) предложение;

2) рассмотрение;

3) утверждение.

III. Исполнение закона:

1) уставы и учреждения;

2) обнародование;

3) действие обнародования;

4) пределы действия закона – давность и отмена.

Определив сим образом державную власть и главные ее действия, постановятся все существенные начала, по коим государственные силы действуют в их соединении. Остается после сего определить действие сих сил в раздельном их состоянии, и сие есть общий предмет третьего отделения.

Выше было примечено, что раздельное действие сил государственных составляет права подданных. Права сии принадлежат или каждому лицу особенно, или многим в соединении.

Первые суть гражданские, другие – политические. В коренных законах определяются одни только главные прав гражданских основания.

Но в определении тех и других прав прежде всего надо определить: 1) в чем точно состоит понятие подданного и 2) всем ли подданным равно должны принадлежать права сии?

Первый из сих вопросов ведет к началам, определяющим свойство подданного, отличающее его от иностранца.

Второй – к разделению состояний.

Таким образом, предметы третьего отделения представляются в следующем виде:

Отделение третье. О правах подданных

I. Определение отличительных свойств российского подданного.

II. Разделение состояний.

III. Основания прав гражданских, всем подданным общих.

IV. Права политические, присвояемые разным состояниям:

1) в составлении закона;

2) в исполнении его.

В сих трех отделениях должны содержаться все существенные части государственного устройства. Началами, в них постановленными, силы государственные во всех отношениях должны быть измерены, между собою уравновешены и составлены.

Но в сем составе действовать они еще не могут: им должно иметь органы действия, потребны установления, кои бы приводили их в действительное упражнение.

Сие ведет к четвертому отделению коренных законов, к законам органическим.

^ От троякого свойства сил государственных возникает троякий порядок их действия и, следовательно, три главные установления: законодательное, судное и исполнительное.

Все сии установления соединяются в державной власти, яко в первом и верховном их начале.

Но каким образом власть державная должна действовать на сие установление?

По разнообразию их, пространству и многосложности их предметов нельзя предполагать, чтобы лицо державное, само собою и непосредственно на них действуя, могло сохранить с точностью их пределы и во всех случаях сообразить все различные их отношения. Посему надлежит быть особенному месту, где бы начальные их правила и действия были единообразно соображаемы.

Отсюда происходит необходимость четвертого установления, в коем бы три предыдущие во всех их отношениях к державной власти сливались воедино и в сем единстве восходили бы к верховному ее утверждению.

Посему четвертое отделение будет иметь следующий вид:

Отделение четвертое. Законы органические.

I. Устройство порядка законодательного.

Сюда принадлежит устройство первоначальных, средних и высшего законодательного сословия, образ их действия, их образы [в др. изд. зд. и далее – обряды] и проч.

II. Устройство порядка судного.

Сюда принадлежит устройство верховного суда и постепенностей, от него зависящих.

III. Устройство управления, или исполнения.

Сюда принадлежит устройство министерств и назначение мест, от них зависящих.

IV. Устройство сословия, в коем все сии распорядки должны соединяться и чрез которое власть державная будет на них действовать и принимать их действие.

В сем состоят все главные предметы, существенно входящие в состав коренных государственных законов.

Сравнивая сие распределение со всеми известными конституциями, нельзя не приметить, что все его части столь естественно связаны между собою, что ни одной из них нельзя исторгнуть из своего места, не разрушив целого, и что все они держатся на одном начале.

Преимущество сие весьма легко изъясняется. Конституции во всех почти государствах устрояемы были в разные времена, отрывками, и по большей части среди жестоких политических превращений.

Российская конституция одолжена будет бытием своим не воспалению страстей и крайности обстоятельств, но благодетельному вдохновению верховной власти, которая, устроив политическое бытие своего народа, может и имеет все способы дать ему самые правильные формы.

^ ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ

О РАЗУМЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО УЛОЖЕНИЯ

Царства земные имеют свои эпохи величия и упадка, и в каждой эпохе образ правления должен быть соразмерен тому степени гражданского образования, на коем стоит государство.

^ Каждый раз, когда образ правления отстает или предваряет сей степень, он испровергается с большим иль меньшим потрясением.

Сим вообще изъясняются политические превращения, кои и в древние времена и во дни наши прелагали и изменяли порядок правлений.

Сим изъясняются также и те неудачи, коими нередко были сопровождаемы самые благотворные усилия политических перемен, когда образование гражданское не предуготовило еще к ним разум7 .

Итак, время есть первое начало и источник всех политических обновлений8. Никакое правительство, с духом времени не сообразное, против всемощного его действия устоять не может.

7 Таков был общий разум всех почти политических превращений, коих целью была перемена образа правления.

Примеры первого рода представляют древний Рим, Англия и в последние времена Франция. Примеры второго рода можно видеть в тщетных усилиях Иосифа II, в замыслах политических систем, бывших в России во времена Императрицы Анны и особенно Императрицы Екатерины II.

8 Le plus grand novateur est le temps. Bacon.

Посему первый и главный вопрос, который в самом преддверии всех политических перемен разрешить должно, есть благовременность их начинаний.

История государственных перемен и настоящее положение нашего отечества представляют к разрешению сего вопроса следующие истины.

^ Три великие системы издревле разделяли политический мир: система республик, система феодальная и система деспотическая.

Первая под разными именованиями и формами имела то отличительное свойство, что власть державная умерялась в ней законом, в составе коего граждане более или менее участвовали.

Вторая основана была на власти самодержавной, ограничиваемой не законом, но вещественным или, так сказать, материальным ее разделением .

^ Третья ни меры, ни границ не допускала .

Примеры первой системы мы видим в республиках греческих и особенно в римской.

Вторая система основалась на Севере и оттуда распространилась по всей Европе.

Третья утвердила свое владычество на Востоке.

Все политические превращения, в Европе бывшие, представляют нам непрерывную, так сказать, борьбу системы республик с системою феодальною. По мере как государства просвещались, первая приходила в силу, а вторая – в изнеможение.

Одно важное обстоятельство на западе Европы ускорило особенно ее перевес. Крестовые походы, устремив все виды частных владельцев на восточные завоевания, представили власти самодержавной случай и возможность исторгнуть уделы власти из прежнего их обладания и соединить их в один состав.

Установление регулярных войск и первое образование порядка в государственных сборах довершили впоследствии сие соединение.

Таким образом, на развалинах первой феодальной системы утвердилась вторая, которую можно назвать феодальным самодержавием ; в ней остались еще следы первых установлений, но сила их совершенно изменилась. Правление было еще самовластное, но не раздельное. Ни политической, ни гражданской свободы еще не было, но в той и другой положены уже были основания.

И на сих то основаниях время, просвещение и промышленность предприняли воздвигнуть новый вещей порядок, и приметить должно, что, невзирая на все разнообразие их действия, первоначальная мысль, движущая их, была одна и та же – достижение политической свободы.

Таким образом, приуготовился третий переход от феодального правления к республиканскому, основался третий период политического состояния государств.

Англия первая открыла сей новый круг вещей; за нею последовали другие государства:

Швейцария, Голландия, Швеция, Венгрия, Соединенные Американские области и, наконец, Франция.

Во всех сих превращениях время и состояние гражданского образования были главным действующим началом. Тщетно власть державная силилась удержать его напряжение; сопротивление ее воспалило только страсти, произвело волнение, но не остановило перелома.

Сколько бедствий, сколько крови можно бы было сберечь, если бы правители держав, точнее наблюдая движение общественного духа, сообразовались ему в началах политических систем и не народ приспособляли к правлению, но правление к состоянию народа9 .

Тот же самый ряд происшествий представляет нам история нашего отечества.

Удельные владения князей образуют у нас первую эпоху феодального правления и, что весьма замечательно, переход от сей первой эпохи во вторую, то есть к самодержавию, точно

________________________________

9 Какое, впрочем, противоречие: желать наук, коммерции и промышленности и не допускать самых естественных их последствий; желать, чтобы разум был свободен, а воля в цепях; чтобы страсти двигались и переменялись, а предметы их, желания свободы, оставались бы в одном положении; чтобы народ обогащался и не пользовался бы лучшими плодами своего обогащения – свободою. Нет в истории примера, чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в рабстве оставаться.

_______________________________

подобные имел причины. Вместо крестовых походов были у нас походы татарские, и хотя предмет

их был не одинаков, но последствия равные. Ослабление удельных князей и победы царя Ивана Васильевича, действуя соединенно с духом сего сильного государя, испровергли удельный образ

правления и утвердили самодержавие.

С того времени до дней наших напряжение общественного разума к свободе политической всегда более или менее было приметно; оно обнаруживалось разными явлениями. Следующие можно особенно здесь заметить.

Еще при царе Алексее Михайловиче почувствована была необходимость ограничить самодержавие, и если по разуму того века нельзя было основать прочных для сего установлений,

по крайней мере внешние формы правления представляли первоначальное тому очертание. Во всех важных мерах признаваемо было необходимым призывать на совет просвещеннейшую по тогдашнему времени часть народа, бояр, и освящать меры сии согласием патриарха; приметить здесь должно, что советы сии не были делом кабинета, но установлением публичным и в самых актах означаемым10 .

Петр Великий во внешних формах правления ничего решительно не установил в пользу политической свободы, но он отверз ей двери тем самым, что открыл вход наукам и торговле.

Без точного намерения дать своему государству политическое бытие, но по одному, так сказать, инстинкту просвещения он все к тому приуготовил11 .

Вскоре начала, им положенные, столько усилились, что при восшествии Императрицы Анны на престол сенат мог и дерзнул пожелать политического существования и поставил себя между народом и престолом.

Здесь можно видеть первое доказательство, сколь усилия сии были преждевременны и сколь тщетно предварять обыкновенный ток вещей; одно дворское, так сказать, движение испровергло все сии замыслы.

Век Императрицы Елисаветы тщетно протек для славы государства и для политической его свободы. Между тем однакоже семена свободы, в промышленности и торговле сокровенные, возрастали беспрепятственно.

Настало царствование Екатерины II й. Все, что в других государствах введено было для образования генеральных штатов; все то, что в политических писателях того времени предполагалось наилучшего для успехов свободы; наконец, почти все то, что после, двадцать пять лет спустя, было сделано во Франции для открытия последней революции, – все почти было ею допущено при образовании Комиссии Законов. Созваны депутаты от всех состояний, и созваны в самых строгих формах народного законодательного представления, дан наказ, в коем содержалось сокращение лучших политических истин того времени, употреблены были великих пожертвования и издержки, дабы облечь сословие сие всеми видами свободы и величия, – словом, все было устроено, чтобы дать ему, и в лице его России, бытие политическое; но все сие столь было тщетно, столь незрело и столь преждевременно, что одно величие предприятия и блеск деяний последующих могли только оградить сие установление от всеобщего почти осуждения. Не только толпа сих законодателей не понимала ни цели, ни меры своего предназначения, но едва ли было между ними одно лицо, один разум, который бы мог стать на

высоте сего звания и обозреть все его пространство.

Таким образом, громада сия, усилием одного духа, без содействия времени составленная, от собственной своей тяжести пала, оставив по себе одну долголетнюю и горестную укоризну всем подобным сему предприятиям.

10 С благословением патриаршим государь повелел и бояре приговорили – так надписываются важнейшие акты того времени.

11 По разуму того времени не было еще точного понятия о политической свободе. Сие доказывается учреждением Петра Великого (1714 года) о праве первородства. Сие установление, совершенно феодальное, могло бы уклонить Россию на несколько веков от настоящего ее пути.

С сего времени мысли сей государыни, как можно заключать из всех ее установлений, совершенно изменились. Неудачный сей опыт охладил и, так сказать, привел в робость все ее помышления о внутренних политических преобразованиях. Среди войны и непрестанных внешних развлечений она ограничилась однеми первоначальными чертами управления; а в государственных законах грамоты дворянству и городам остались как опыты великого здания.

При покойном Государе Императоре издан важный в государственных постановлениях акт наследия престола, фамильное учреждение и, сверх того, постановление о разделе поселянских

работ с ограничением их тремя днями, постановление весьма примечательное, потому что оно со времени укрепления крестьян помещикам есть в сем роде первое.

В настоящем царствовании из разных установлений следующие должно отнести к государственным:

1) Открытие всем свободным состояниям права собственности на землю;

2) Учреждение состояния свободных земледельцев;

3) Устройство министерств с ответственностию;

4) Лифляндское положение, яко пример и опыт ограничения повинностей крестьянских.

К сим главным учреждениям должно присоединить некоторые правила не менее действительные, хотя и не составляют они особенных актов. Таковы суть:

Правила, принятые к умерению налогов по частным жалобам;

Правила, принятые о неотдаче казенных людей в крепость.

В сем состоят все покушения, какие правительство само собою доселе делало к политическому государства освобождению.

Два последствия из них извлечь можно:

1) Что начинания при Императрице Анне и Екатерине II-й сделанные, очевидно были преждевременны и потому никакого не имели успеха;

2) Что, в общем движении человеческого разума, государство наше стоит ныне во второй эпохе феодальной системы, то есть в эпохе самодержавия, и, без сомнения, имеет прямое направление к свободе12 .

Но на сем обширном поприще каким образом определить истинную точку расстояния и какими признаками можно в ней удостовериться?

Удостоверение сие весьма важно и оно одно может разрешить вопрос, выше предложенный, о времени политических преобразований.

Следующие признаки кажутся достоверны:

I. Перемена в предметах народного уважения. Не разумом, но силою воображения действует и владычествует ими правительство на страсти народные. Для сего установлены между прочим чины и почести. Доколе сила воображения поддерживает их в надлежащей высоте, дотоле они сопровождаются уважением. Но как скоро по стечению обстоятельств сила сия их оставит, так скоро и уважение исчезает. Чины и почести в сем положении могут быть еще лестны, но в одном только том отношении, что они служат знаком доверия или милости; внутренняя же их очаровательная сила, впечатление на народ, мало помалу изглаждается и пропадает.

Не должно думать, чтобы явление сие зависело у нас от одного образа мыслей государя или от стечения случайных обстоятельств: оно точно таково было и во всех других государствах в той эпохе, когда феодальная система приближалась к своему падению13 . Основание сему

12 Направление сие у нас действительно прямее, нежели было оно в других государствах. Причины сему суть следующие:

1) В самом начале испровергнуто у нас важное на сем пути затруднение – право первородства; установление сие во всех прочих государствах, тот же путь совершивших, было великим камнем претыкания.

2) Опыты превращений, вокруг нас бывших, имели, без сомнения, сильное влияние на мысли большей части людей, ими занимающихся.

3) В общем счете времени успехи в России идут несравненно быстрее, нежели шли они в те же эпохи в других государствах.

13 Перед революцией французские вельможи сами смеялись и над чинами, и над лентами. В настоящем смысле или тоне того времени было казаться простым гражданином.

_________________________________

очевидно: когда разум начинает распознавать цену свободы, он отметает с небрежением все детские, так сказать, игрушки, коими забавлялся он в своем младенчестве14 .

II. Ослабление власти. Различать должно два рода власти: одну физическую, другую моральную.

Если физическая власть осталась в прежнем положении, то моральная, без сомнения, весьма ослабела. Какая мера правительства не подвержена ныне осуждению? Какое благотворное движение не искажено и не перетолковано? - Дух партий и злонамеренность, без сомнения, имеют в сем участие; но дух партий не имел бы столько силы, если бы общий разум не расположен был к его впечатлениям. С горестию, но с достоверностию можно сказать, что в настоящем положении все меры правительства, требующие не физического, но морального повиновения, не могут иметь действия. Тщетно ищут изъяснить сие из личных свойств министров. Сравнивая одни пороки с другими, перевес, без сомнения, будет на временах протекших. Одна есть истинная сему причина: образ мыслей настоящего времени в совершенной противоположности с образом правления.

III. Невозможность частных исправлений. Все жалуются на запутанность и смешение гражданских наших законов. Но каким образом можно исправить и установить их без твердых законов государственных? К чему законы, распределяющие собственность между частными людьми, когда собственность сия ни в каком предположении не имеет твердого основания? К чему гражданские законы, когда скрижали их каждый день могут быть разбиты о первый камень самовластия? - Жалуются на запутанность финансов. Но как устроить финансы там, где нет общего доверия, где нет публичного установления, порядок их охраняющего?15 - Жалуются на медленность успехов просвещения и разных частей промышленности. Но где начало, их животворящее? К чему послужит рабу просвещение? К тому только, чтобы яснее обозрел он всю горесть своего положения.

IV. Наконец, сие всеобщее неудовольствие, сия преклонность к горестным изъяснениям всего настоящего есть не что другое, как общее выражение пресыщения и скуки от настоящего вещей порядка. Войны и политические происшествия, без сомнения, занимают тут свое место.

Но были и тягости, были войны, и дух народный не был, однакоже, подавлен ими до такой степени, как ныне. Неужели дороговизне сахару и кофе можно, в самом деле, приписать начало сих неудовольствий? Уменьшилась ли от них роскошь? Обеднел ли в самом деле народ? Где те жестокие несчастья, кои его на самом деле постигли? Все вещи остались в прежнем почти положении, а, между тем, дух народный страждет в беспокойствии. Как можно изъяснить сие беспокойствие иначе, как совершенным изменением мыслей, глухим, но сильным желанием другого вещей порядка.

Таковы суть главные признаки, по коим можно определить место, которое Россия ныне занимает на лествице гражданского образования. По сим признакам можно, кажется, с достоверностию заключить, что настоящая система правления несвойственна уже более состоянию общественного духа и что настало время переменить ее и основать новый вещей порядок16 .

_________________________________

14 В некоторых классах чины у нас еще уважаются, но не по внутреннему их свойству, а единственно по праву владения крестьян, с ними сопряженному, или в виде достижения важных государственных должностей.

15 В настоящем положении нельзя даже с успехом положить какой нибудь налог, к исправлению финансов необходимо нужный, ибо всякая тягость народная приписуется единственно самовластию. Одно лицо государя ответствует народу за все постановления, совет же и министры всегда, во всякой мере тягостной, могут отречься от участия там, где нет публичных установлений.

16 Все исправления частные, все, так сказать, пристройки к настоящей системе были бы весьма непрочны. Пусть составят какое угодно министерство, распорядят иначе части, усилят и просветят полицейские и финансовые установления, пусть издадут даже гражданские законы: все сии введения, быв основаны единственно на личных качествах исполнителей, ни силы, ни твердости иметь не могут.

_________________________________

Но, приступая к сей важной перемене, должно со всею зрелостью размыслить и определить разум сего преобразования как вообще, так и особенно в частях его.

I. Об общем разуме преобразования

Общий предмет преобразования состоит в том, чтобы правление, доселе самодержавное, постановить и учредить на непременяемом законе.

Размер: px

Начинать показ со страницы:

Транскрипт

1 15 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 Пронкин Сергей Владимирович, кандидат исторических наук, доцент кафедры «Политическая история» факультета государственного управления Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова ЯВЛЯЛОСЬ ЛИ «ВВЕДЕНИЕ К УЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКОНОВ» М.М. СПЕРАНСКОГО КОНСТИТУЦИЕЙ? Статья посвящена конституционному проекту, составленному М.М. Сперанским в 1809г. Автор подводит некоторые итоги изучения его в отечественной историографии. Главное внимание обращено на политико-юридический смысл проекта. Являлся ли проект конституцией, т. е. предусматривал ли он ограничение власти монарха? Характер ответа на данный вопрос зависел от принадлежности исследователя к одному из историографических направлений, которые в статье определяются как «позитивное», «негативное» и «среднее». Ключевые слова: Сперанский М.М., «Введение к уложению государственных законов», конституционные проекты, государственноадминистративные преобразования Александра I. В конце 2009г. исполнилось двести лет со времени написания М.М. Сперанским «Введения к уложению государственных законов» (далее «Введение») самого известного из конституционных проектов, появившихся в истории России (проект имеет и второе название «План государственного преобразования», далее «План»). За это время он неоднократно становился предметом научных исследований, в которых давались политические и юридические оценки данного документа, вскрывались условия его появления, теоретические и юридические источники, причины, помешавшие реализации важнейших положений «Введения», и прочие связанные с ним обстоятельства. Целью настоящей статьи является подведение некоторых итогов изучения «Введения» применительно к проблеме его политико-юридического смысла. Являлось ли оно конституцией, предполагало ли оно ограничение самодержавной власти? Ясный и категорический ответ на данный вопрос затруднён самим характером проекта. Детальные обстоятельства работы над ним не выяснены, историки вынуждены исходить из версии, изложенной Сперанским в оправдательном «Пермском письме», направленном им Александру I из ссылки. В нём Сперанский утверждал, что

2 ТРИБУНА УЧЕНОГО 16 «Введение» являлось оформлением и систематизацией тех политических идей, которые сообщал ему император во время их многочисленных доверительных бесед. Вопрос о роли каждого из «соавторов» в разработке «Плана» является предметом научной дискуссии, но, помня об адресате письма, Сперанский не мог сильно исказить роль императора в его составлении. Однако известно, что политические взгляды Александра I, несмотря на заявляемые им с юности конституционные устремления, не отличались устойчивостью и определённостью, он постоянно метался между различными политическими началами, часто противоположными. Эта неопределённость не могла не проявиться в содержании «Плана». Историки сравнительно поздно идентифицировали его окончательный вариант, находившиеся же в их распоряжении предварительные редакции «Введения» несколько отличались по своему политикоюридическому содержанию. Даже в итоговой редакции Сперанский предложил императору выбрать одно из двух возможных государственных устройств: «Первое состоит в том, чтоб облечь правление самодержавное всеми, так сказать, внешними формами закона, оставив в существе его ту же силу и то же пространство самодержавия. Второе устройство состоит в том, чтобы не внешними только формами покрыть самодержавие, но ограничить его внутреннею и существенною силою установлений и учредить державную власть на законе не словами, но самим делом» . Сопутствующие рассуждения Сперанского по поводу данных систем позволяют предполагать, что его симпатии на стороне последней, т. е. действительного ограничения самодержавия, но категорически он этого не заявил. Неопределённо в проекте указана и роль Государственной думы в законодательстве. Она должна была заниматься «уважением» законов, что одни исследователи понимают как их обсуждение, другие принятие. Наконец, на оценку историками «Плана» оказывало влияние несоответствие выраженных в нём идей с теми, которые высказывались Сперанским ранее. Наиболее разительными эти перемены в оценке им возможности установления в России конституционного строя кажутся при чтении «Записки об устройстве судебных и правительственных учреждений в России» (1803). Здесь Сперанский, казалось, убедительно доказал невозможность перехода России к истинной, т. е. конституционной монархии. «В настоящем порядке вещей мы не находим самых первых элементов, необходимо нужных к составлению монархического управления,» писал он, добавляя при этом, что указанные им препятствия в настоящее время «неразрешимы и одно время разрешить их может» . Очевидно, что за шесть лет, отделявших данную записку от «Введения», эти «элементы» не могли появиться, а за-


3 17 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 труднения на пути к конституционному строю быть преодолены (столь разительная перемена взглядов не может не поставить вопрос о степени искренности и самостоятельности Сперанского при составлении им записок, которые приходилось подстраивать под взгляды лица, для которого они предназначались). Проект Сперанского, разрабатывавшийся в обстановке строгой секретности, не сразу стал предметом серьёзных научных исследований. Окружавшая его таинственность была связана с изначально принятым императором Александром Павловичем методом подготовки либеральных реформ, который был поддержан и его доверенным окружением. «Итак, мысленно объяснялся с монархом в мае 1801г. гр. П.А. Строганов, если я верно понял мысль вашего величества, можно установить следующее: реформа должна быть созданием государя и тех, которых он выберет своими сотрудниками, и никому постороннему не должно быть известно, что ваше величество взяли на себя почин такого дела Предстоит двойная задача: с одной стороны, щадить умы от нежелательного предубеждения против реформы, с другой понять настолько настроение общества, чтобы не возбудить недовольства напрасно. Это требует заседаний секретных» . Таким образом, тайная подготовка либеральных реформ объяснялась недоверием их инициаторов к обществу, опасением вызвать как неоправданные надежды, так и преждевременное сопротивление. Был и более прозаический мотив ревнивое желание сохранить дело реформ в своих руках, не делиться с другими славой их подготовки и проведения. Закрытость темы ещё более усилилась при Николае I, который с неодобрением относился к либеральным проектам своего старшего брата. В подобной общественнополитической обстановке специальные научные исследования конституционного проекта 1809г., естественно, не могли быть предприняты. В исторической литературе николаевской эпохи конституционные предприятия Александра I благонамеренно игнорировались. В иных условиях находились немногочисленные тогда представители политической эмиграции. Н.И. Тургенев, являвшийся одним из её видных представителей, опубликовал в 1847г. на французском языке книгу «Россия и русские», к которой, среди прочих политических документов, были приложены «Пермское письмо» Сперанского и «экстракты» (извлечения) из его конституционного проекта . Публикатор указывал, что стремился дать общее представление о труде Сперанского, поэтому «извлек» только наиболее общие положения. В течение нескольких десятилетий именно публикация Тургенева использовалась исследователями для изучения «Введения». Впоследствии выяснилось, что представленный Тургеневым вариант


4 ТРИБУНА УЧЕНОГО конституционного проекта значительно отличался от аутентичного текста, являлся компиляцией, соединившей несколько связанных со Сперанским документов, составленных в период с 1802 по 1809гг. (Тургенев видел некоторые противоречия в опубликованных им документах, но посчитал их малосущественными). В результате первые исследователи проблемы получили искаженное представление о подлинном содержании «Плана». Научная разработка проблемы стала возможна только после крушения николаевского режима, когда не только заметно ослабли цензурные ограничения, но и стремительно вырос научный и общественный интерес к вопросу. Настоящим пионером в изучении государственной деятельности Сперанского стал барон (позже граф) М.А. Корф. Но по причине не только цензуры, но и самоцензуры исследователь, являвшийся видным сановником Николая I, был вынужден ограничиться только указанием на само существование конституционного проекта и его самой общей оценкой. «Колоссален был этот план, исполненный смелости как по основной своей идее, так и в подробностях развития», писал он, признавая одновременно его несвоевременным, несоответствующим уровню развития страны . Талантливая монография Корфа привлекла внимание к деятельности Сперанского историков и публицистов, которые стали широко использовать помещённые в ней 18 документальные материалы, но на сам конституционный проект продолжало сохраняться табу. Первым достаточно подробный анализ содержания «Введения» дал, используя публикацию Тургенева, А.Н. Пыпин . Корф и Пыпин наметили два направления исследований «Введения», которые условно можно обозначить как «позитивное», лояльное в отношении Сперанского и его труда, и «критическое». Данные направления стали традиционными для историографии проблемы, в общих чертах они сохраняются до настоящего времени. Проект 1809г. относился к той категории документов, при анализе которых не могут не сказываться политические симпатии исследователя. Поэтому к первому направлению обычно принадлежали приверженцы «передовых», либеральных взглядов, ко второму консерваторы. Представители «позитивного» направления (М.В. Довнар-Запольский, А.А. Кизеветтер С.Г. Сватиков, В.И. Семевский, А.Н. Фатеев С.Н. Южаков и другие) высоко ставили содержание проекта, считали его конституционным, а намерения Сперанского искренними. Напротив, для исследователей «критического» направления (М.И. Богданович, Б.Б. Глинский, М.П. Погодин, А.В. Романович- Славатинский, С.М. Середонин, Н.К. Шильдер и другие) характерно более скептическое отношение к качеству проекта . Одновременно или отрицалось конституционное содержание «Введения», или нали-


5 19 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 чие такового приписывалось не Сперанскому, а императору Александру I, мысли которого и были оформлены в проекте. Грань между данными историографическими направлениями на практике является зыбкой и условной. Крайние оценки «Плана» в научной литературе встречались и встречаются редко, большинство исследователей сочетали критику одних его положений с положительной оценкой других. Технические недостатки плана были настолько очевидны, что их вынуждены признать все серьёзные исследователи. Поэтому на деле отнесение конкретной работы к одному из отмеченных историографических направлений может быть затруднительно, многие из них принадлежали к «среднему» направлению. Таковой, например, является монография А.Э. Нольде, ставшая итоговой для дореволюционной историографии . Естественно, наиболее скептически отнеслись к содержанию «Введения» историки критического направления, среди которых по обстоятельности анализа выделялся Середонин. Он полагал, что «План» «сшит из лоскутков», а для практической реализации его положений потребовались бы десятилетия упорного труда . Но и лояльные Сперанскому историки вынуждены были признать такие недостатки «Плана», как неравенство заявленных политических прав различных слоёв населения, их сложную иерархию, ограниченность прав Государственной думы, отсутствие указания на срок полномочий её депутатов (Кизеветтер), отсутствие указания на характер избирательного права (тайное или открытое), плохую разработку порядка функционирования Думы (Довнар-Запольский), недостаточно чёткое разделение закона и административного распоряжения и не совсем внятное указание на порядок ответственности министров (Корнилов) и т. д. Однако данные исследователи, признавая несовершенства «Плана», оправдывали их. Они указывали на обстоятельства эпохи, на отсутствие в России опыта конституционного законодательства, на необходимость учитывать настроения Александра I, который был заказчиком проекта. Наконец, они напоминали, что «Введение» было именно введением к плану государственного преобразования (Уложению государственных законов), его концепцией, которую позже предполагалось детализировать. При всех своих недостатках, настаивал В.И. Семевский, проект был основательно продуман, логично построен и представлял для своего времени (выделено Семевским) замечательный документ . Критические отношения к «Введению» усилилось в период революции гг. и послереволюционные годы. Это было связано с эскалацией политических требований многих представителей либеральной оппозиции. Для большинства либеральных историков предшествующего времени план Сперанского был смелым до-


6 ТРИБУНА УЧЕНОГО кументом, не потерявшим актуальности с точки зрения «реальной политики». Для решительно настроенных представителей оппозиции начала XX в., переживших политический ажиотаж 1905г., ставших свидетелями появления Государственной думы, способ формирования которой и масштаб полномочий напоминал предложения Сперанского (само название первого российского парламента было заимствовано у него), «Введение» было глубоко консервативным документом, критикуя который, они критиковали современную им политическую действительность. Причиной усиления скепсиса в отношении «Плана» стало и формирование революционно-демократического направления историографии. Согласно известной мысли о сближении крайностей левые «иконоборцы» примкнули к консервативным «скептикам». Политическая заданность подобных работ не могла не сказаться на их научном уровне . Одной из центральных проблем развернувшейся вокруг «Введения» полемики был вопрос о политико-юридическом смысле данного проекта, о степени ограничения власти монарха, которую он предусматривал. Иначе говоря, вопрос стоял о том, являлся ли проект действительной конституцией или мнимой? За некоторыми исключениями, историки, принадлежавшие к «позитивному» направлению, склонялись к положительному ответу на него, многие сторонники 20 «критического» направления к отрицательному. Конституционный характер «Введения» категорически отстаивал Пыпин . Решительно настаивал на конституционном характере плана С.Г. Сватиков. Он полагал, что документ, безусловно, ограничивал самодержавную власть, т. к. «уважение закона», которое автор расшифровывает как право не только рассматривать, но и принять, одобрить законопроект, принадлежало законодательному учреждению, за монархом же закреплялось право утверждения его . Так же смотрел на проблему В.И. Семевский . Развёрнутую характеристику политико-юридического содержания «Введения» дал А.А. Кизеветтер . Он подробно пересказал содержание «Введения», признав Государственную думу законодательным, а не законосовещательным учреждением. С этой оценкой был согласен и А.А. Корнилов. Останавливаясь на двух указанных Сперанским возможных вариантов конституции (фиктивной и реальной), он был уверен, что симпатии автора проекта были явно на стороне второго: «Вопрос был поставлен так прямо и ясно, что Александру прегражден был путь ко всяким мечтательным неопределенностям и приходилось серьёзно выбирать одно из двух, причём первая система была заранее опорочена» . Признали за Государственной думой законодательный характер юристы Н.М. Лазаревский и А.Н. Филиппов .


7 21 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 Историки критического направления были в своих выводах менее определённы. Они или уклонялись от юридической оценки документа, или, признавая конституционный характер проекта, отрицали за Сперанским искренность конституционных намерений. Категоричен в своих выводах был С.М. Середонин, полагавший, что думать о возможности быстрой реализации столь грандиозного проекта мог только «или ослепленный фанатик, или человек, находившийся в состоянии самогипноза» . Но он не считал Сперанского таковым, поэтому радикализм и одновременно небрежность плана объяснил иначе. Составляя план, реформатор просто уступал настоянию императора, но не мог не указать ему на величайшие затруднения, которые вызовут данные намерения. После этого, предполагал Середонин, должны были последовать значительные изменения плана, реформы ограничились бы сферой центральных административных учреждений, а самодержавная власть пока (выделено Середониным) была бы сохранена. Критически оценил «Введение» и М. Бородкин, назвавший его автора «модным беспочвенным мечтателем, неискренним конституционалистом». Особенно интересна последняя характеристика. Разбирая план 1809г., Бородкин признал его конституционный характер, но поставил под сомнение действительность намерения Сперанского ограничить самодержавие. «Если в его проектах находились конституционные формы, то только формы, т. е. внешний вид ограничения, декорация представительного образа правления, но не «внутреннее» и не фактическое ограничение, заключал автор. Эта форма конституции, вся внешняя обстановка представительного правления, весь декорум ограничения власти нравились императору Александру I, но действительного стеснения или умаления своих державных прав он не допустил ни в России, ни в Финляндии, ни в Польше» . Иначе говоря, исследователь полагал, что намерения Сперанского заключались в реализации не конституционного, а лжеконституционного проекта. К критикам Сперанского из консервативного лагеря примкнули радикальные либералы и демократы. Так, весьма критично отнесся к «Введению» В.Н. Сторожев. Обоснование Сперанским готовности России к восприятию конституционного строя он, как и Бородкин, считает надуманным и отвлеченным, игнорирующим социальноэкономический контекст намеченных преобразований. «О какой конституционной монархии может идти речь, вопрошал историк, раз не поставлен ребром вопрос о немедленном крестьянском освобождении? Автор не замечал этих тисков дворянства и бюрократии, в которых была сжата верховная власть» . Историк предполагает, что сам Сперанский сознавал нелепость данной попытки, но вынуж-


8 ТРИБУНА УЧЕНОГО ден был считаться с мнением «заказчика» императора. Советская историография стремилась к новой концептуальной оценке «Введения», но на деле не смогла внести ничего принципиально нового в собственно политико-юридический анализ документа. На практике в историографии продолжали сохраняться два её традиционных направления. Изменения заключались в том, что преобладание положительных оценок «Введения» сменилось доминированием критических мнений о нём. Большинство советских историков примкнули к «критическому» направлению предшествующей историографии. Скептически к труду Сперанского отнеслись М.Н. Покровский и Н.А. Рожков, признавшие, впрочем, за Думой законодательные функции . Первые представители советской исторической науки, начинавшие свою научную деятельность до революции, могли ошибаться в своих выводах, но не были узкими догматиками, стремились к построению, на основе марксистской методологии, собственных теорий исторического процесса. Однако постепенно догматизация науки усиливалась. Руководящим началом для советской историографии проекта 1809г. надолго стало мнение В.И. Ленина относительно того, что «представительное собрание, существующее рядом с монархической властью, на деле, пока эта власть остается в руках монархии, является совещатель- 22 ным собранием, которое не подчиняет волю монарха воле народа, а лишь согласует волю народа с волей монарха...» . Но существовало и другое направление советской историографии. Его представляли, те историки, которые соблюдая неизбежные идеологические формальности не стремились быть «святее папы», открыто не заявляя об этом. Они генетически были связаны если не с «позитивным» направлением дореволюционной историографии, которое теперь стало трактоваться как буржуазно-либеральное, то со «средним». Основоположником данного направления советской историографии стал А.Е. Пресняков, который по своей биографии и методологическим принципам принадлежал к дореволюционной историографии. Скептически относясь к практической применимости основных положений «Плана», он считал его не законченной работой, но изложением «принципов» русской конституции . К данному «оттенку» советский историографии х годов принадлежал Б.И. Сыромятников . Видимо, не является простым совпадением, что и он начал свою научную деятельность ещё в дореволюционный период, поэтому, думается, не без труда мог приспособиться к утверждавшейся методике написания исторических трудов на основе застывших идеологических схем и штампов. Его приуроченная к столетию со дня смерти Сперанского статья, написанная в крайне тяжё-


9 23 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 лую для научного творчества эпоху, заметно выделялась на общем фоне исторической литературы того времени. Автор считал Сперанского искренним сторонником конституционной монархии, который первоначально вынужден был маскировать свои взгляды, получив возможность более свободно высказать их во «Введении». Но постепенно интерес к конституционному проекту 1809г. среди советских историков стал угасать. Причина, конечно, заключалась не только в достаточной изученности вопроса в дореволюционной историографии, но и в усиливавшихся идеологических ограничениях. Проблема конституционализма и законности как принципов, отличающих «правильный» государственный строй от деспотизма, была очень уязвима с точки зрения политико-идеологической. Совершенно игнорировать «План» Сперанского было невозможно, но теперь следовало подчеркивать его ограниченность и половинчатость, в чём советские историки ещё более сблизились с некоторыми представителями дореволюционной «критической» (консервативной) историографии. «За блестящим конституционным фасадом, писал Н.М. Дружинин, Сперанский сохраняет старые знакомые институты: сословную иерархию, социальные и политические привилегии дворянства, феодальную зависимость крестьян от землевладельца, почти неограниченную власть императора (выделено нами)» . Поэтому Дружинин отказался считать конституционный проект последовательным буржуазным документом. «В гг. русское самодержавие пыталось создать новую форму монархии, юридически ограничивающую абсолютизм, но фактически сохраняющую единоличную власть государя», заключал он в более поздней работе . «Оттепель», последовавшая за смертью И.В. Сталина и XX съездом КПСС, по своему воздействию на историографию походила на ту «оттепель», которая была связана со смертью Николая I и начавшимися «Великими реформами». Впрочем, имелись и различия. Советские историки до самой «перестройки» не обладали той степенью свободы, которой пользовались историки второй половины XIX начала XX вв. Поэтому значительное число появившихся в последний период существования советской власти исследований проблемы относилось или к «критическому», или к «среднему» направлению историографии. Отойдя от догматических крайностей, они не смогли или не могли освободиться от научного догматизма полностью. Такое впечатление, например, производит монография А.В. Предтеченского. Автор критически отнёсся к предложенному Сперанским новому законодательному процессу. Он упрекает реформатора за недоверие его к будущему законодательному учреждению, признавая, впрочем, что Государственной думе была


10 ТРИБУНА УЧЕНОГО 24 предоставлена достаточно хорошая компетенция. Отмечая в плане многочисленные пробелы, исследователь всё-таки пришёл к выводу, что «по своей социально-политической направленности «План» является конституцией, открывающей перед феодально-крепостническим государством возможность буржуазной эволюции» . Традиции критической школы продолжил В.А. Калягин . Для подтверждения своего взгляда Калягин прямо сослался на известное нам мнение Ленина. Но решительная критика «Плана» уже не преобладала в советской историографии, в которой всё более набирали силу его позитивные оценки. Это проявилось в монографии Н.В. Минаевой, которая полагала, что «весь смысл буржуазной по своей сущности реформы Сперанского заключен в стремлении провести через самодержавное правительство незаметно или с наименьшим риском быть непринятой идею представительного правления». Минаева обратила внимание на подробную разработку в «Плане» системы местного управления, предположив, что в его организации Сперанский более полно высказал свои истинные политические замыслы, стремление создать представительное правление, основанное на разделении властей . Современный период исследований «Введения» открыла начавшаяся в середине восьмидесятых годов «перестройка». Она благоприятно повлияла на исследования конституционной истории России, соединив два благоприятствовавших этому условия: впервые возникла возможность действительно объективно исследовать конституционные проекты и одновременно появился общественный запрос на данную проблематику. В определённой мере были воспроизведены условия существования историографии начала XX в., а также доминировавшие до 1917г. историографические направления. На практике, как это было и до революции, конкретные работы могли относиться к «среднему» направлению, соединяя положительные оценки отдельных положений «Введения» с критикой других. Первым представителем современной «позитивной» историографии следует считать Н.Я. Эйдельмана. Он дал общую оценку «Введения» как интересного проекта «революции сверху», который зашел далеко» . Соглашаясь с недостатками проекта, умеренностью предполагавшихся преобразований, Эйдельман все-таки признал его огромным шагом вперед в политической истории страны. К этому же направлению относится монография С.В. Мироненко . Наиболее откровенно свои симпатии к деятельности Сперанского продемонстрировал С.А. Чибиряев, работа которого является скорее публицистическим произведением, апологией личности и деятельности «великого русского реформатора» . Очевидные противоречия и неясности, которые присущи за-


11 25 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 пискам и проектам Сперанского, автор объяснил внутренней самоцензурой, необходимостью считаться с характером императора. Либерально-апологетическое направление историографии представляет также работа С.В. Кодана . Оригинальную оценку «Введения» попытался дать В.И. Морозов. Реконструируя закрепленную в нём концепцию государственного управления, автор посчитал, что реальные намерения Сперанского не соответствовали формально заявленной схеме. На деле реформатор якобы стремился придать Думе по возможности независимое от монарха существование, «в реальные планы Сперанского входило установление в России ограниченной монархии, причем в её парламентской разновидности» . На фоне ставших вновь преобладать «позитивных» оценок «Введения» не исчезли и негативные, соединявшие подходы не только дореволюционных, но и советских критиков правительственного конституционализма эпохи Александра I. В публицистической форме с критикой Сперанского выступила Г. Макеева . Её книга является памфлетом против «чиновнического либерализма», проявления которого автор видела в современной ей «перестройке». В категории научных исследований данное направление историографии представляет работа В.А. Фёдорова. Остановившись на поставленной Сперанским дилемме (истинная или ложная конституция), автор считал, что «Введение» предполагало последнюю форму. «Государственная дума хотя и называлась Сперанским «законодательным учреждением», но по существу это был консультативный, совещательный орган», писал он . Наконец, сохранилось и «среднее» направление историографии, к которому можно отнести труды А.Н. Медушевского, А.Н. Сахарова, В.А. Томсинова . Итак, некоторые вопросы, вызвавшие споры ещё первых исследователей «Введения», продолжают оставаться дискуссионными и для современных ученых. Каков же взгляд автора настоящей статьи на политико-юридическое содержание «Введения»? Во-первых, следует согласиться, что собственные политические взгляды Сперанского трудно определить из-за характера его основных записок, которые, как и «Введение», писались по заказу, причём взгляды заказчиков могли значительно отличаться. «Молодые друзья» императора, составившие в начале его правления негласный комитет, сомневались в возможности немедленного перехода России к конституционному правлению, рассматривали его как конечную цель длинной цепи подготовительных преобразований. Этому взгляду вполне соответствовала записка 1803г. Напротив, Александр I, несмотря на все колебания и сомнения, большую часть своего правления стремился к учреждению конституционных институтов, что было


12 ТРИБУНА УЧЕНОГО 26 осуществлено им в Великом княжестве Финляндском и Царстве Польском. Это отразилось в составленном по его заказу «Введении». Однако Сперанский не являлся, как известный персонаж пьесы А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», просто «золотым пером», способным из соображений карьеры блестяще оформить любую мысль любого политического заказчика. По крайней мере, до 1812г. он придерживался передовых политических взглядов, не мог не симпатизировать конституционным учреждениям. Все составленные им в это время записки и проекты можно идентифицировать как прогрессивные. Правы те историки, которые усматривают политические симпатии их автора в той страсти, с которой он всегда осуждал деспотизм и отстаивал необходимость «истиной монархии». Во-вторых, Государственную думу в окончательном варианте «Введения» следует считать законодательным, а не законосовещательным учреждением. Неопределённое понятие «уважение законов» включало и их обсуждение, и их принятие. Это, например, следует из следующего положения проекта: «Утверждение закона везде принадлежит власти державной, с тем только ограничением, что в Англии и во Франции не может она утвердить закона, большинством голосов не уваженного, а в Англии, сверх того, может не утвердить закона, хотя бы он и всеми был уважен». Ниже, обосновывая необходимость наделения законодательной инициативой исключительно державную власть, автор проекта писал: «И, впрочем, какая польза для неё отлагать предложение закона полезного или предлагать закон вредный? Первым она стеснит только себя в собственных своих деяниях, а второй будет отвергнут в законодательном сословии» . Ещё яснее законодательные полномочия Думы определены в «Кратком начертании государственного образования», в котором Сперанский сделал «выжимку» из «Введения»: «Закон, уваженный в Думе, вносится на высочайшее утверждение. Закон, признанный большинством голосов неудобным, остаётся без действия» . В-третьих, нельзя представлять Сперанского сторонником парламентской монархии. Подобные симпатии не только не вытекают из текста «Введения», но, думается, не следуют и из внутренних убеждений его автора. Следует помнить, что даже в Англии того времени парламентская монархия только формировалась, постепенно заменяя монархию дуалистическую, идея которой и была заложена во «Введении». Сперанский, человек умный и проницательный, не являвшийся, как писал Середонин, пребывавшим в состоянии самогипноза фанатиком, не только в тексте своих работ никогда не выступал за парламентскую монархию, но и внутренне, полагаю, не мог не понимать невозможности


13 27 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 подобного строя в современной ему России. Более того, Сперанский не мог не понимать, что в проектированной им Государственной думе будет представлено почти исключительно поместное дворянство, либерализм которого вызывал большие сомнения. Именно этим, а не просто желанием угодить монарху, объяснялась та осторожность, с которой автор «Введения» наделял правами «законодательное сословие», сообщал ему важное, но второстепенное сравнительно с царской властью государственнополитическое значение. Ещё долго либеральные бюрократы будут связывать свои планы реформ, особенно социальных, с сохранением сильной монаршей власти. Литература Конституционные проекты в России. XVIII начало XX в. М., Сперанский М.М. Проекты и записки. М.-Л., Цит. по: Николай Михайлович. В кн. Граф П.А. Строганов. Т.1. СПб., Tourgueneff N. Le Russie et les Russes. Т.I-III. Paris, Полный русский перевод книги: Тургенев Н. Россия и русские. М., Корф М. Жизнь графа Сперанского. В 2-х т.т. Т.1. СПб., Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., Берендтс Э.Н. Вступление. Проекты реформ Сената в царствование императора Александра I // История Сената. Т.3. СПб., См. также: Благосветлов Г.Е. Один из наших государственных деятелей // Благосветлов Г.Е. Сочинения. СПб., 1882; Богданович М.И. История царствования императора Александра I и Россия в его время. Т.3. СПб., 1869; Бородкин М.М. История Финляндии. Время императора Александра I. СПб., 1909; Глинский Б.Б. Борьба за конституцию СПб., 1908; Довнар-Запольский М.В. Политические идеалы М.М. Сперанского. М., 1905; Дубровин Н.Ф. Русская жизнь в начале XIX в. // Русская старина. Т; Завитневич В.З. Сперанский и Карамзин как представители двух политических течений в царствование императора Александра I. Киев, 1907; Иконников В.С. Граф Н.С. Мордвинов. СПб., 1873; Карцов Ю., Военский К. Причины войны 1812г. СПб., 1911; Кизеветтер А. Девятнадцатый век в истории России. Ростов-на-Дону, 1903; Ковалевский Е. Граф Блудов и его время (Царствование императора Александра 1). СПб., 1866; Мещерский И.И. Граф М.М. Сперанский. Краткий очерк его жизни и государственной деятельности. СПб., 1911; Новаковский В. Биографические очерки. М.М. Сперанский. СПб., 1868; Погодин М.П. Сперанский (Посвящается барону Модесту Андреевичу Корфу) // Русский архив


14 ТРИБУНА УЧЕНОГО 1-3; Пыпин А.Н. Разбор сочинения М.И. Богдановича «История царствования императора Александра I и Россия в его время». В 6-ти т.т. СПб., СПб., 1872; Романович- Славатинский А.В. Государственная деятельность графа Михаила Михайловича Сперанского. Киев, 1873; Сватиков С.Г. Общественное движение в России (). Ростов-на- Дону, 1905; Семевский В.И. Вопрос о преобразовании государственного строя в XVIII и первой четверти XIX в. // Былое; Семевский В.И. Из истории общественных течений в России в XVIII и первой половине XIX в. // Историческое обозрение. Т.9. СПб., 1897; Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. Т.1. СПб., 1888; Семевский В.И. Либеральные планы в правительственных сферах в первой половине царствования императора Александра I // Отечественная война и русское общество. Т.2. М., 1911; Семевский В.И. Падение Сперанского // Отечественная война и русское общество. Т.2. М., 1911; Семевский В.И. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909; Семевский В.И. Сперанский М.М. // Энциклопедический словарь. Изд. Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. Т.61. СПб., 1900; Сергеевич В.И. Государство и право в истории // Сборник государственных знаний. Т.7. СПб., ; Середонин С.М. Граф М.М. Сперанский. Очерк государственной деятельности. СПб., 1909; Середонин С.М. К «Плану всеобщего государственного образования» // Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели. Сб. ст. СПб., 1911; Уманец Ф.М. Александр и Сперанский. Историческая монография. СПб., 1910; Фадеев А.Н. М.М. Сперанский Биографический очерк. Харьков, 1910; Шильдер Н.К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Т.2. СПб., 1897; Щеглов В.Г. Государственный совет в России, в особенности в царствование императора Александра Первого. История образования русского Государственного совета сравнительно с аналогичными западноевропейскими учреждениями. Т.1. Ярославль, 1892; Южаков С.Н. М.М. Сперанский, его жизнь и общественная деятельность. СПб., 1892; Якушкин В.Е. Государственная власть и проекты государственных реформ в России. СПб., 1906; Якушкин В.Е. Сперанский и Аракчеев. СПб., Нольде А.Э. М.М. Сперанский. Биография. М., Середонин С.М. Граф М.М. Сперанский. Очерк государственной деятельности. СПб., Семевский В.И. Либеральные планы в правительственных сферах в первой половине цар-


15 29 Вестник БИСТ / 3 (7), сентябрь 2010 ствования императора Александра I // Отечественная война и русское общество. Т.2. М., Мельгунов С.П. Император Александр I // Отечественная война и русское общество. Т.2. М., См. также: Покровский М.Н. Александр I // История России в XIX в. Т.1. СПб., 1909; Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен // Избранные произведения в четырёх книгах. Кн.2. М., 1965; Покровский М.Н. Сперанский М.М. // Энциклопедический словарь русского биографического института Гранат. Изд.7. Т.41. Ч.4. М., 1910; Сторожев В.Н. Император Александр I и русский правительственный либерализм начала XIX века // Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Т.5. М., Сватиков С.Г. Общественное движение в России (). Ростов-на-Дону, Кизеветтер А.А. История России в XIX в. Литографированный курс. Ч.1. М., Корнилов А.А. Курс истории России XIX в. М., Лазаревский Н.М. Русское государственное право. Конституционное право. Т.1. Изд.3. СПб., Филиппов А.Н. Учебник истории русского права. Ч.1. Юрьев, Бородкин М. История Финляндии. Время императора Александра I. СПб., Сторожев В.Н. Император Александр I и русский правительственный либерализм начала XIX века // Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Т.5. М., Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен // Избранные произведения в четырёх книгах. Кн.2. М., Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении. Изд.2. Т.7. Л.-М., Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.10. Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М., (Очерк об Александре І вышел в 1924г. отдельным изданием). Сыромятников Б. М.М. Сперанский как государственный деятель и политический мыслитель // Советское государство и право Дружинин Н.М. Разложение феодально-крепостнической системы в изображении М.Н. Покровского // Против исторической концепции М.Н. Покровского. Ч.1. М.-Л., Дружинин Н.М. Просвещенный абсолютизм в России // Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.). М., Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М.-Л., Калягин В.А. Политические взгляды М.М. Сперанского. Саратов, 1973.


16 ТРИБУНА УЧЕНОГО Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, Эйдельман Н.Я. Революция сверху в России. М., Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., Чибиряев С.А. Великий русский реформатор: жизнь, деятельность, политические взгляды М.М. Сперанского. М., Кодан С.В. Божьей милостью чиновник. М.М. Сперанский и Российское государство. Екатеринбург, Сперанский М.М: Жизнь, творчество, государственная деятельность. СПб., Макеева Г. Сперанский и другие. Роман о первой русской перестройке. М., Фёдоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев. М., Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., Сахаров А.Н. Александр I (К истории жизни и смерти) // Российские самодержцы. М., Томсинов В.А. Светило российской бюрократии: исторический портрет М.М. Сперанского. М., 1991 (книга выдержала несколько изданий, её расширенный вариант был опубликован в серии «Жизнь замечательных людей»). Конституционные проекты в России. XVIII начало XX в. М., Сперанский М.М. Проекты и записки. М.-Л., 1961.



Сулейманова Г.И. Магистрант 2 ГО. Башкирский Государственный Университет Россия, г. Уфа УДК 433 «ВВЕДЕНИЕ К УЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКОНОВ» М.М. СПЕРАНСКОГО. "Введение к уложению государственных законов"

Жирухина Яна Викторовна студентка Институт права ФГБОУ ВО «Самарский государственный экономический университет» г. Самара, Самарская область Калашникова Елена Борисовна канд. ист. наук, доцент ФГБОУ ВО

Костогрызов П. И. Разделение властей по Основным Законам Российской Империи в редакции 23 апреля 1906 г. // Таврические чтения 2015. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность. Международная

/т политология России А.Н.Медушевскии ДЕМОКРАТИЯ И АВТОРИТАРИЗМ: РОССИЙСКИЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ В СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ Москва РОССПЭН 1998 ОГЛАВЛЕНИЕ Введение 3 Часть I. Становление современной демократии.

Омельченко Н. А. История государственного управления в России: учеб. М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2005. 464 с. В учебнике освещен исторический опыт государственного управления и местного самоуправления

Методические аспекты подготовки обучающихся к написанию исторического эссе Учитель истории и обществознания МАОУ гимназии 24 г. Ставрополя имени генерал-лейтенанта юстиции М. Г. Ядрова Наталья Николаевна

Дворянство и самодержавие в россии 18 века реферат Скачать бесплатно реферат по истории просвещение россии 18 века. золотой век российского дворянства создание дворянских.реферат на История возникновения

ТВЕРСКОЕ СУВОРОВСКОЕ ВОЕННОЕ УЧИЛИЩЕ МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ОД ИСТОРИЯ, ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ И ГЕОГРАФИЯ «ПЕРВЕНЦЫ СВОБОДЫ» Тверь 2016 Преподаватель истории И. Г.Лисицкая Примерно два столетия

11. Внутренняя политика Николая I Николай I взошел на российский престол одновременно с восстанием декабристов событием, потрясшим устои российского общества. Попытка свержения императора и захвата власти,

Утверждаю Рассмотрено и согласовано Директор Зав. кафедрой гимназии Н.А.Филиппи ТиМГО Е.В.Шабалина 2015г. 2015г. Протокол Экзаменационные билеты по истории России на промежуточной аттестации по истории

В диссертационный совет Д170.003.03 на базе ФГБОУ ВО «Российский государственный университет правосудия» ОТЗЫВ ОФИЦИАЛЬНОГО ОППОНЕНТА на диссертацию Иванова Ивана Васильевича на тему: «Общественное обсуждение

Конкурс сочинений «Конституция основа демократии» Сочинение «История Конституции - основа демократии России» Автор Фомина Мария, ученица 9 «А» класса МБОУ «СОШ 1» 2013 год Конституция - основной закон

СОДЕРЖАНИЕ 1. Паспорт фонда оценочных средств 2. Характеристика оценочного средства 1. Письменная контрольная работа 3. Характеристика оценочного средства 2. Анализ научной литературы 4. Характеристика

8. Власть и общество в России в первой четверти XIX века В правление Александра I в России нарастает общественное движение, что включает в себя такие процессы, как формирование общественного мнения, появление

2 СОДЕРЖАНИЕ 1. Паспорт фонда оценочных средств. 2. Характеристики оценочных средств. 2.1. Характеристика оценочного средства 1. Круглый стол 2.2. Характеристика оценочного средства 2. Презентация 2.3.

МИНОБРНАУКИ РОССИИ Федеральное государственное автономное учреждение высшего профессионального образования «ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» Исторический факультет «Утверждаю» Директор Института истории

А. Н. Артамонов * Конституционно-правовое регулирование законодательного процесса в субъектах Российской Федерации В Российской Федерации избраны и действуют два вида законодательных органов: Федеральное

Александр I одна из наиболее неоднозначных и противоречивых фигур русской истории. «Осевое время» его правления война1812 года, включая события, ей предшествующие и последующие (с 1804 по 1815 г.). В этом

Тесты по дисциплине «ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА» Задание 1. Вопрос 1. Наука о государстве и праве это сумма и система знаний о закономерностях возникновения развития и функционирования явлений. Вопрос

Раздел 4. ИСТОРИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ Тема 4.6. Россия в XIXв. Лекция 4.6.2. Восстание декабристов и общественное движение во второй четверти XIX века. План: 1. Правительственная реакция и формирование конституционных

Отзыв официального оппонента о диссертации Бобровских Екатерины Викторовны «Концепции народности в истории социально-политической мысли России XIX века», представленной на соискание ученой степени кандидата

Тезисы доклада на Общем собрании отделения общественных наук РАН 17 декабря 2012г. Заместитель директора Института государства и права РАН, доктор юридических наук, профессор, Заслуженный юрист РФ Шульженко

Содержание Введение 2 Глава 1. Понятие развития и стабильности конституционного законодательства 4 1. Стабильность и развитие как отдельный объект научного изучения..4 2.Стабильность и развитие в конституционном

Отзыв официального оппонента на диссертацию Прохорова Алексея Александровича на тему: «НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ВЫБОРОВ В СИСТЕМЕ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ: КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ И ОСОБЕННОСТИ

ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ ПРОГРАММЫ Цель программы: определение уровня научной и профессиональной подготовки желающих поступить в аспирантуру. Задачи программы: установление содержания и минимального объема знаний

Объективное и субъективное право. Различия Право настолько уникальный, сложный и общественно необходимый феномен, что философы, ученые, да и политики, практикующие юристы на всем протяжении его существования

Министерство образования и науки Российской Федерации ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «САРАТОВСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Предпосылки к восстанию 14 декабря 1825 года на морозной Сенатской площади События войны 1812 года и последующие заграничные походы русской армии оказали значительное влияние на все стороны жизни Российской

Белорусский государственный университет (название высшего учебного заведения) У Т В Е Р Ж Д А Ю Декан исторического факультета С.Н. Ходин «_29_» 2012 г. Регистрационный УД _197 /р. История России и Украины

О. И. Куленко МЕСТО ПРОКУРАТУРЫ В СИСТЕМЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫХ ИНСТИТУТОВ, ЗАЩИЩАЮЩИХ ПРАВА И СВОБОДЫ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА Особое внимание уделено определению правового статуса прокуратуры, предлагается

УДК 94(470) К. Н. Тарасов ВОПРОС О НАРОДНОМ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРОГРАММЕ МОНАРХИЧЕСКОГО КРЫЛА РУССКОЙ ПОРЕВОЛЮЦИОННОЙ ЭМИГРАЦИИ Статья представляет собой анализ проектов по созданию в России

ПОСОЛ ИЗ БУДУЩЕГО ГРАФ СПЕРАНСКИЙ Михаил Михайлович Сперанский (772 839) Порок и смерть язвят единым жалом, И только тот их язвы избежит, Кто тайное хранит на сердце слово Утешный ключ от бытия иного.

Настоящая работа посвящена отечественной историографии эпохи дворцовых переворотов. С легкой руки В. О. Ключевского название «эпоха дворцовых переворотов» закрепилось за периодом 1725 1762 гг., который

КНИЖНИК МОДЕСТ КОРФ Модест Андреевич Корф (1800 1876) Но ясновидцев впрочем, как и очевидцев Во все века сжигали люди на кострах. Владимир Высоцкий Судьба каждого человека в той или иной мере служит свидетельством

Уважаемые коллеги! Вы принимаете участие в исследовании профессиональных компетенций учителей истории. Вам предлагается выполнить 10 заданий, посвящённых различным аспектам педагогической деятельности

РУССКАЯ ХРИСТИАНСКАЯ ГУМАНИТАРНАЯ АКАДЕМИЯ АЛЕКСАНДР I: PRO ET CONTRA Образ Александра I в культурной памяти об Отечественной войне 1812 года Антология Издательство Русской христианской гуманитарной академии

Государственное образовательное учреждение Высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина» История конституционализма Учебная программа и методические рекомендации

1 Островская Т.В., консультант отдела изучения общественного мнения Управления Президента РФ по связям с общественностью, к.с.н. Туманова С.В., научный сотрудник Исследовательской группы ЦИРКОН УПРАВЛЕНЧЕСКИЙ

Отзыв официального оппонента на диссертацию Савченко Александра Александровича по теме: «Правовое регулирование управления земельными ресурсами в системе вопросов местного значения поселений», представленную

О верховенстве закона в условиях разделения властей. Н.В. Сильченко Правотворческая деятельность в Республике Беларусь. Минск, ООО Скарына, 1997. С. 212 219. Н.В. Сильченко О ВЕРХОВЕНСТВЕ ЗАКОНА В УСЛОВИЯХ

Примерные вопросы к собеседованию по специальной дисциплине «Отечественная история» 1. Споры о русском феодализме в отечественной и зарубежной историографии XIX-ХХ вв. 2. Зарождение древнерусской государственности:

А. А. Нещерет Новокузнецкий институт (филиал) федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет», г. Новокузнецк

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДИССЕРТАЦИОННОГО СОВЕТА Д 212.104.04 НА БАЗЕ ФЕДЕРАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮДЖЕТНОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «КУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «НОВОСИБИРСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

Государственное образовательное учреждение Высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина» Высшие органы государственной власти РФ учебная программа и методические

К.В. Калугина зав. отделом публикации документов Государственного архива Ставропольского края г. Ставрополь В Государственном архиве Ставропольского края хранится личный фонд профессора кафедры истории

АННОТАЦИЯ РАБОЧЕЙ ПРОГРАММЫ ДИСЦИПЛИНЫ Б1.Б.21 ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ наименование дисциплины

Аннотация рабочей программы дисциплины «История отечественного государства и права» подготовки бакалавра по направлению «Юриспруденция» Профиль подготовки «Гражданско-правовой», «Уголовно-правовой», Цель

УДК 340.155.2 Семёнов Виктор Егорович Кандидат исторических наук, кандидат юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Юридического института СКФУ, Левашов Никита Сергеевич

Комплекты заданий для контрольных работ по муниципальному праву При выполнении работы студент должен показать знание необходимого теоретического материала и нормативно-правового по соответствующей теме

4. Перечень вопросов по вступительным испытаниям в аспирантуру 4.1. Направление подготовки 46.06.01 Исторические науки и археология» 4.2. Профиль подготовки: 07.00.02 Отечественная история Вопросы по

Пояснительная записка к рабочей программе по Истории России. XIX век (1800-1900 гг.) (8 класс) Программа составлена на основе: Образовательной программы среднего общего образования МОУ «СОШ 15 с УИОП»,

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП ОЛИМПИАДЫ ШКОЛЬНИКОВ «ЛОМОНОСОВ» ПО ПОЛИТОЛОГИИ, 2012/2013 УЧЕБНЫЙ ГОД ОТВЕТЫ НА ЗАДАНИЯ ДЛЯ 10-11 КЛАССОВ Задание 1. Расположите в правильном порядке исторические этапы развития политической

Перечень вопросов для проведения вступительных испытаний в магистратуру по программе «Теория и история государства и права. История правовых учений» в 2017 году Теория государства и права 1. Предмет и

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования Санкт-Петербургский университет ГПС МЧС России УТВЕРЖДАЮ Начальник Санкт-Петербургского университета ГПС МЧС России

V ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ УДК 347.91/.95 О.В. ИСАЕНКОВА, д.юрид.н, профессор, зав. кафедрой гражданского процесса, директор Юридического института правового

Впервые в отечественной учебной литературе в рамках конституционного права анализируется государственно-правовой строй и правовой статус государственных учреждений России на протяжении IX XX вв. Рассматриваются.

ВВЕДЕНИЕ К УЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКОНОВ

лан всеобщего государственного образования)

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.

О ПЛАНЕ УЛОЖЕНИЯ

Чтобы определить план государственного уложения, надлежит прежде всего составить истинное понятие вообще о законах государственных.

I. О свойстве законов государственных

Общий предмет всех законов есть учредить отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ.

В великой сложности сих отношений и законов, от них возникающих, необходимо нужно поставить главные их разделения.

Началом сих разделений приемлются самые предметы законов: отношения людей, в обществе живущих.

Отношения сии двояки: каждое лицо имеет отношение ко всему государству, и все лица, в особенности, имеют отношения между собою.

Отсюда возникают два главные разделения законов:

Законы государственные определяют отношение частных лиц к государству.

3аконы гражданские учреждают отношения лиц между ими.

Законы государственные суть двух родов: одни суть преходящие, другие коренные и неподвижные.

Законы преходящие суть те, коими определяется отношение одного или многих лиц к государству в одном каком-либо случае. Таковы суть: законы публичной экономии, законы мира и войны, уставы полиции и проч. Они по существу своему должны изменяться по изменению обстоятельств.

Законы коренные, напротив, состоят в началах неподвижных и неизменяемых, с коими все другие законы должны быть соображаемы.

Нужно рассмотреть их свойство и степень необходимости.


II. О свойстве государственных коренных законов

Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных.

Но польза и безопасность суть понятия неопределенные, подверженные разным изменениям.

Если бы законы изменялись по различному образу сих понятий, они вскоре пришли бы в смешение и могли бы соделаться даже противными тому концу, для коего они существуют.

Посему во всяком благоустроенном государстве должны быть начала законодательства положительные, постоянные, непреложные, неподвижные, с коими бы все другие законы могли быть соображаемы.

Сии положительные начала суть коренные государственные законы.

Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная.

Начало и источник сих сил в народе: ибо они не что другое суть, как нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию.

Но силы сии в рассеянии их суть силы мертвые. Они не производят ни закона, ни прав, ни обязанностей.

Чтобы сделать их действующими, надлежало их соединить и привести в равновесие.

Соединенное действие сил составляет державную власть.

Сопряжения их в державной власти могут быть многоразличны.

Из сих многоразличных сопряжений коренные законы определяют один постоянный и непременный.

Итак, предмет и свойство государственных коренных законов есть определить образ, коим силы государственные сопрягаются и действуют в их соединении.


III. Предметы коренных законов

Определив таким образом общее свойство коренных законов, не трудно будет в особенности означить все их предметы.

В самом деле, силы государственные, составляющие общий предмет законов коренных, могут быть рассматриваемы в двух положениях: или в состоянии их соединения, или в состоянии их личного разделения.

В состоянии их соединения они производят державную власть и политические права ее.

Oт деpжaвнoй власти возникает закон и его исполнение.

В состоянии раздельном силы государственные рождают права подданных.

Если бы права державной власти были неограничены, если бы силы государственные соединены были в державной власти в такой степени, что никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое.

Рабство сие может быть двояко: политическое вместе и гражданское, или одно только политическое.

Первого рода рабство бывает, когда подданные не только не имеют никакого участия в силах государственных, но и, сверх того, не имеют и свободы располагать лицом их и собственностью в связи их с другими.

Рабство второго рода бывает, когда подданные, не участвуя в силах государственных, имеют однакоже свободу в лице их и собственности.

Из сего видно, что при державной власти силы государственные, остающиеся в расположении подданных, суть двояки: одними пользуются они в их соединении; другими – каждый особенно. От первых рождаются права подданных политические, определяющие степень их участия в силах государственных. От вторых происходят права гражданские, определяющие степень их свободы в лице и имуществе.

Хотя права гражданские и могут существовать без прав политических, но бытие их в сем положении не может быть твердо.

В самом деле, права гражданские в существе своем не что другое суть, как те же права политические, но действующие разделенно и лично для каждого. Сие раздельное их действие не могло бы иметь никакой твердости, если бы не предполагало оно другого их действия – соединенного.

Из сего следует, что истинные права гражданские должны быть основаны на правах политических, точно так же, как и закон гражданский вообще не может быть тверд без закона политического.

Здесь открывается причина и образ, в коем права гражданские могут иметь место в коренном законе государственном. Они должны быть в нем означены в виде первоначальных гражданских последствий, возникающих из прав политических. Дальнейшие же их сопряжения должны быть предоставлены постановлениям закона гражданского.

Из сего происходят три главные предмета, входящие в состав коренных законов:

I. Права державной власти.

II. Закон, возникающий из прав державной власти.

III. Права подданных.

К каждому из сих главных предметов принадлежат свои разделения. Нужно определить их с точностию.

И, во-первых, права державной власти не иначе могут быть приводимы в действие, как приложением их к одному лицу или ко многим. В монархическом правлении они прилагаются к единому. Отсюда необходимость определить лицо, власть державную представляющее, порядок сего представления и ближайшие его последствия.

Таким образом, состав первого отделения коренных законов должен заключать в себе следующие предметы:


Отделение первое. О державной власти.

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Шрифт:

100% +

М.М. Сперанский

Введение к Уложению государственных законов (план всеобщего государственного образования)

1809 г.

Глава первая

О плане Уложения

I. О свойстве законов государственных

Общий предмет всех законов есть учредить отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ. В великой сложности сих отношений и законов, от них возникающих, необходимо нужно поставить главные их разделения. Началом сих разделений приемлются самые предметы законов: отношения людей, в обществе живущих. Отношения сии двояки: каждое лицо имеет отношение ко всему государству, и все лица, в особенности, имеют отношения между собою. Отсюда возникают два главные разделения законов: Законы государственные определяют отношение частных лиц к государству. Законы гражданские учреждают отношения лиц между ими. Законы государственные суть двух родов: одни суть преходящие, другие коренные и неподвижные. Законы преходящие суть те, коими определяется отношение одного или многих лиц к государству в одном каком-либо случае. Таковы суть: законы публичной экономии, законы мира и войны, уставы полиции и проч. Они по существу своему должны изменяться по изменению обстоятельств. Законы коренные, напротив, состоят в началах неподвижных и неизменяемых, с коими все другие законы должны быть соображаемы. Нужно рассмотреть их свойство и степень необходимости.

II. О свойстве государственных коренных законов

Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных. Но польза и безопасность суть понятия неопределенные, подверженные разным изменениям. Если бы законы изменялись по различному образу сих понятий, они вскоре пришли бы в смешение и могли бы соделаться даже противными тому концу, для коего они существуют. Посему во всяком благоустроенном государстве должны быть начала законодательства положительные, постоянные, непреложные, неподвижные, с коими бы все другие законы могли быть соображаемы. Сии положительные начала суть коренные государственные законы. Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная. Начало и источник сих сил в народе: ибо они не что другое суть, как нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию. Но силы сии в рассеянии их суть силы мертвые. Они не производят ни закона, ни прав, ни обязанностей. Чтобы сделать их действующими, надлежало их соединить и привести в равновесие. Соединенное действие сил составляет державную власть. Сопряжения их в державной власти могут быть многоразличны. Из сих многоразличных сопряжений коренные законы определяют один постоянный и непременный. Итак, предмет и свойство государственных коренных законов есть определить образ, коим силы государственные сопрягаются и действуют в их соединении.

III. Предметы коренных законов

Определив, таким образом общее свойство коренных законов, не трудно будет в особенности означить все их предметы. В самом деле, силы государственные, составляющие общий предмет законов коренных, могут быть рассматриваемы в двух положениях: или в состоянии их соединения, или в состоянии их личного разделения. В состоянии их соединения они производят державную власть и политические права ее. От державной власти возникает закон и. его исполнение. В состоянии раздельном силы государственные рождают права подданных. Если бы права державной власти были неограниченны, если бы силы государственные соединены были в державной власти в такой степени, что никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое. Рабство сие может быть двояко: политическое вместе и гражданское или одно только политическое. Первого рода рабство бывает, когда подданные не только не имеют никакого участия в силах государственных, но и, сверх того, не имеют и свободы располагать лицом их и собственностью в связи их с другими.

Рабство второго рода бывает, когда подданные, не участвуя в силах государственных, имеют однако же свободу в лице их и собственности. Из сего видно, что при державной власти силы государственные, остающиеся в расположении подданных, суть двояки: одними пользуются они в их соединении; другими – каждый особенно. От первых рождаются права подданных политические, определяющие степень их участия в силах государственных. От вторых происходят права гражданские, определяющие степень их свободы в лице и имуществе. Хотя права гражданские и могут существовать без прав политических, но бытие их в сем положении не может быть твердо. В самом деле, права гражданские в существе своем не что другое суть, как те же права политические, но действующие разделено и лично для каждого. Сие раздельное их действие не могло бы иметь никакой твердости, если бы не предполагало оно другого их действия – соединенного. Из сего следует, что истинные права гражданские должны быть основаны на правах политических, точно так же, как и закон гражданский вообще не может быть тверд без закона политического. Здесь открывается причина и образ, в коем права гражданские могут иметь место в коренном законе государственном. Они должны быть в нем означены в виде первоначальных гражданских последствий, возникающих из прав политических. Дальнейшие же их сопряжения должны быть предоставлены постановлениям закона гражданского. <…>

О коренных законах государства

Каким образом коренные законы государства соделать столько неподвижными и непременяемыми, чтоб никакая власть преступить их не могла и чтоб сила, в монархии вседействующая, над ними единственно никакого действия не имела? Сей вопрос всегда был наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, упражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым.

I. О образе правления

Каждое государство имеет силы, самою природою в известной степени ему данные. Силы государства суть: 1) силы физические или личные каждого члена, государство составляющего; 2) силы промышленности или народного труда; 3) силы народного уважения или чести – других сил вообразить не можно. Есть ли бы государство могло быть одно на свете и составлено было из людей равно мощных или равно справедливых, тогда не было бы никакой нужды в правительстве, тогда каждый наслаждался бы в совершенной независимости личными своими силами, произведением своего труда и степеней своего в обществе уважения. Но как никакое еще государство до сего степени просвещения на земле не достигло, да и достигнуть, кажется, не может, то каждое государство имеет нужду в таком средстве, которое бы каждому доставило способ беспрепятственно пользоваться своими силами физическими, произведениями своего труда и своим степеней уважения в обществе.

Сие средство не может быть просто изъявление общей на то воли, ибо самые те, кои изъявили бы сию волю, чрез минуту, забыв се, престали бы ей повиноваться, и, следовательно, средство сие осталось бы без конца. В самом деле, естьли бы государство, собравшись, сказало самому себе: никто отныне не должен возмущать другого ни в личных его наслаждениях, ни в собственности его, ни в чести, и не обеспечило бы сие правило никаким установлением, которое бы могло сделать его необходимым, оно ничего бы не сделало ни для безопасности своей, ни для пользы.

Итак, средство, избираемое государством к охранению в неприкосновенности сил каждого, должно само в себе иметь великую силу. Силы другой в государстве быть не может, как та, которую оно уделить от собственных своих сил найдет для сего нужным. Государство других сил не имеет, как только силы физические, произведение труда и общее уважение.

Итак, средству, им избираемому для необходимого его действия, государство должно уделить часть сил своих физических, своей собственности или народного богатства и часть сил своих моральных или общего уважения. Средство, таким образом к обеспечению личности, собственности и чести каждого, народом избранное и части сил его одеянное, есть, то, что называем мы вообще правительством.

Итак, всякому правительству при образовании его народ говорит: «Мы желаем, чтоб каждый из нас был удостоверен и огражден в своей личности, в своей собственности и чести. Для исполнения сего общего желания мы избрали тебя и, чтоб действие твое было не тщетно, мы не только изъявляем желание тебе повиноваться, но и даем тебе способы принудить каждого из нас к сему в случае непокорливости; мы уделяем тебе для сего часть наших сил физических, нашего богатства и нашего уважения. Из соединения первых составишь ты войско; из второго произойдут деньги; из третьего – почести. Все сии три рода сил будут в твоем расположении и будут на себе носить печать твою. Мы будет повиноваться твоим войскам, выменивать на труд наш твои деньги и уважать все то, что будет носить на себе знаки твоих почестей. Власть располагать сими способами будет отныне твоим отличительным преимуществом, правом верховной власти».

В сем состоит первое основание всякого на земли законного правительства.

По различию положений и образа мыслей народных состав правительства или образ правления может быть различен. Государство может вверить его или одному лицу, или многим, или всем. Чтоб рассуждения сии сделать менее сложными, мы оставим сей последний случай, яко не могущий иметь места в великом государстве, и будем принимать в уважение только два первые. Две степени должно различать во всяком образе правления.

Первой, когда народ, вверяя избранному им одному лицу или многим верховную власть, к общим условиям о сохранении личности, собственности и чести не присовокупляет никаких подробных правил, но оставляет на волю правительства постановлять по лучшему усмотрению его сии правила я проводить их в исполнение. Сей образ правления есть деспотический.

Вероятно, что долгое время не было на земли другого правительства, как деспотическое: ибо оно есть самое простейшее, народам грубым свойственнейшее и ближе подходящее к патриархальному или домашнему. Но когда государи престали быть отцами их народов, когда народы познали, что они отделяют свои пользы от их благосостояния, и силы, им вверенные, не только обращают не для него, но часто и против его, они нашли нужным к общий условиям, на коих воля народа установила правительства и коих неопределительность подвергла их самовластию, присоединить частные правила и точнее означить, чего именно народ желает. Сии правила названы коренными государства законами, и собрание их есть общее государственное положение, или конституция. Правительство, на сем основании учрежденное, есть или ограниченная монархия, или умеренная аристократия.

Раздробляя составы царств земных, ныне существующих или в древности процветавших, мы находим, что каждое из них имело две конституции, два образа правления, весьма между собою различные и часто даже противные, один внешний, другой внутренний.

Внешним образом правления называю я все те гласные и открытые постановления, грамоты, учреждения, уставы, коими силы государственные содержатся между собою в видимом равновесии. Внутренним образом правления называю я то расположение государственных сил, по коему ни одна из них не может взять перевеса в общей системе, не разрушив всех ее отношений.

Рассмотрим, какое могут иметь влияние сии два образа правления на постоянство и непременяемость законов.

1. О внешнем образе правления

Когда народ, постановив общею волею коренные законы, заставляет правительство торжественною присягою утверждать их непоколебимость; когда вследствие сего утверждения установляются законодательные сословия, охранительные власти, парламенты, сенаты, государственные советы, сим еще никак не постановляются истинные пределы правительства; когда силы его при сем остаются в том же положении, в каком они до ограничения сего были, народ может назвать сей образ правления аристократическим, монархическим и даже республиканским, но в самом деле он будет деспотическим.

В самом деле, какие бы законы народ ни издавал, естьли власть исполнительная не рассудит приводить их в действие, они будут пустые теории; естьли законодатели не будут иметь средств заставить исполнительную власть приводить волю их в действие, мало-помалу они станут все под ее влиянием, и государство, сохранив всю наружность принятого им образа правления, в самом деле будет водимо единою волею правительства. <…>

Итак, внешний образ правления, как бы ни был он составлен, естьли не утвержден он на внутреннем, не может дать неподвижного основания законам.

Они могут быть превосходны, но никогда не будут самостоятельны. Добрая воля благотворительного гения может дать им некоторую силу, но сия сила, не изливаясь из собственного существа их, будет единый призрак бытия, которой по необходимости должен исчезнуть, с переменою воли его происшедшей. Вся польза, какую могут извлечь законы из сих внешних установлении, состоит только в том, что они знакомят народ с понятиями прав, и, естьли в продолжение многих сряду лет права сии останутся не нарушены и личными свойствами государей поддержаны, они могут столько утвердиться во мнении народном, то впоследствии труднее, а может быть, и опаснее будет их испровергнуть; но само по себе очевидно, сколь предложение сей пользы случайно и, можно сказать, лично.

Итак, повторим еще: тщетно искать в установлениях внешнего образа правления истинной силы государств и непреложного основания законов.

2. О внутреннем образе правления

Мы уже приметили, что всякое законное на земли правительство должно быть основано на общей воле народа. Всякое правительство, сверх того, должно получить от парода известное количество сил, чтобы быть в состоянии действовать.

Итак, всякое правительство имеет в своем составе две стихии, или два елемента: 1) общую волю и 2) силу, народом ему уделенную.

Отсюда следует, что никакой образ правления не может быть ограничен, естьли не положатся точные пределы не только общей воле, по и силам, вверенным Правительству. Сила ограничивается силою, и не можно себе представить без смешения всех естественных понятий, чтоб когда-нибудь установления воли могли быть пределами сил. Это бы значило хотеть пространство измерять весом. Мы видели, впрочем, сколь тщетны были усилия законодателей, желавших на внешнем образе правления основать неподвижность законов.

Итак, естьли сила правительства не может быть ограничена, как силою народа, то прежде всего нужно, кажется, рассмотреть существо сих обоих сил и определить, какие должна иметь свойства сия последняя, чтоб уравновешивать первую.

И, во-первых, очевидно, что обе сии силы один имеют источник. Правительство не может иметь другой силы, как ту, которую ему народ для действия его уделяет. Во-вторых, народ не мог отдать всей своей силы правительству: иначе он пал бы в ничтожество.

Следовательно, часть ее по необходимости у него осталась. Итак, никогда парод в свободном воли его расположении не мог отдать правительству всех сил своих, и, естьли оно когда-нибудь воспользовалось минутами заблуждения его, насилие или обман тем не превратились в право.

Отсюда следует, что всякое правление самовластное есть насильственно и никогда не может быть законным.

Но третие, естьли силы правительства и силы народа одинаковы в их источнике, то в свойствах своих весьма различны. Силы, вверенные народом правительству, в руках его соединились в одну массу. Из сил физических составились войски, из богатств народных – деньги, из уважения – почести. Напротив, силы, оставшиеся у народа, остались рассеянны. Силы правительства сверх той поверхности, которую естественно берут они над рассеянными силами народа своим соединением, имеют еще то особенное свойство, что бытие их есть исключительно, ибо, как ни в каком благоустроенном государстве не можно допустить, чтоб частные общества выпускали под своею печатью государственную монету, такие можно дозволить, чтоб частные люди имели свои войски и раздавали бы почести. Это не было бы одно государство, но множество удельных систем, соединенных некоторым союзом. Образ правительства бедственный и нелепый.

При таковом видимом превосходстве сил правительства, нельзя однако же не почувствовать, что силы народа в количестве своем несравненно их превышают. В самом деле, странно бы было вообразить себе такое государство, в коем бы было более войска, нежели людей, более денег, нежели произведений народного труда, и более почестей, нежели сколько мнение народное оправдать и утвердить их может.

Второе преимущество, не менее важное, состоит в том, что не правительство рождает силы народные, но народ составляет силы его. Правительство всемощно, когда народ быть таковым ему попускает. Итак, народ всегда имеет в самом себе достаточную силу уравновесить или ограничить силу правительства.

Но есть два обстоятельства, которые силы народа, так сказать, умерщвляют.

1) Чтоб силу правительства ограничить, не стесняя ее однако же в своем действии, надобно, чтоб сила народа действовала только на пределах власти и никак бы их не преступала, следовательно, надобно, чтоб каждый член народа знал сии пределы и готов бы был защищать их при малейшем к ним прикосновении. Но каким образом можно предположить в народе познания сии и готовность к защищению? Каким образом целый народ может быть на страже?

2) Народ не только должен знать точные пределы власти и быть готовым всечасно защищать их, но он должен быть соединен в своих видах во всей его массе; иначе при малейшем разделении польз разных его состояний, сил и его истощаются во взаимной борьбе их между собою и не дадут ему возможности противопоставить что-либо правительству.

Вот обстоятельства, кои во всех правлениях силы народные делают ничтожными и утверждают самовластие.

Рассмотрим, каким образом препятствия сии могут быть отъяты.

Во-первых, нет ничего нелепее и убийственнее для свободы, как раздробление состояний по промыслам их и исключительные права их. Правило сие можно назвать коренным уложением самовластия. В самом деле, какую бы силу народ ни имел в своем характере, естьли он будет раздроблен на мелкие классы, естьли каждый класс будет иметь свои особенные выгоды и преимущества, можно утвердительно сказать, что никто ничего иметь не будет; все будет управляемо неограниченною волею, коея знаменем во всех венах было: раздели и царствуй – divide et impera.

Итак, первый шаг, какой государство может сделать к ограничению самовластия, без сомнения должен состоять в том, чтоб силы его, не истощаясь взаимною борьбою состояний, соединялись бы все к тому, дабы уравновесить силу правительства.

Во-вторых, поелику нельзя себе представить, чтоб весь народ употребил себя, к охранению пределов между им и правительством, то по необходимости должен быть особенный класс людей, которой бы, стан между престолом и народом, был довольно просвещен, чтоб знать точные пределы власти, довольно независим, чтоб ее не бояться, и столько в пользах своих соединен с пользами народа, чтоб никогда не найти выгод своих изменить ему. Ето будет живая стража, которую народ вместо себя поставит на пределах государственных сил.

Итак, два только великие разделения можно допустить, в государстве ограниченном: высший класс народа, предуставленньй на стражу и охранение закона, и низший класс народа, разделенный имянем и наружностью, но пользами с первым соединенный.

Рассмотрим, во-первых, каким образом высший сей класс должен быть составлен, чтоб соответствовать великому своему предназначению.

I. Он должен быть независим в бытии своем ни от власти государя, ни от власти народа. Призывать в сей класс достойнейших по избранию народа было бы, может быть, всего справедливее, но это значило бы поставлять источник чести вне правительства, а сие противно первому и самому коренному его установлению, это бы значило, что народ, дав власть правительству наказывать пороки, ее дал бы ему средства награждать добродетели; а на сем основании никакое правительство не может ни действовать с силою, ни отвечать за свои действия. Ни страхом, ни деньгами добродетелей покупать не можно. Итак, предположение высшего класса, избирательного от народа, противно самому свойству силы ограничивающей, которая, как доказано выше, не должна действовать за пределами своими, но единственно на линии прикосновения.

Сходнее бы с порядком государственным было дозволить правительству облекать в избирательный высший класс по его усмотрению, но с нравом сим потерялась бы независимость сего класса, а с тем вместе потерялся бы и конец, для коего бытие его нужным предполагается. <…>

Находя, таким образом, то и другое предположение несовместимым, народы, опытом наученные, предоставили решить то случаю, чего не могли они решить ни в пользу свою, ни в пользу правительства. Таким образом, дворянство соделалось преимуществом рода. Таким образом, нелепое учреждение в самом себе стало политическою нуждою и освятилось обычаем.

Итак, чтоб высший класс народа мог служить ограничением верховной власти, первое его свойство должно быть наследственность или независимость бытия.

II. Второй характер высшего класса народа должен быть независимость лица и имения ни от власти народа, ни от власти правительства. Естьли бы высший класс народа подвержен был суду того или другого, он не мог бы хранить между ими равновесия, но естественно перешел бы на ту сторону, где страх его стоит и надежда.

1. Он должен составлять собою не место какое-либо, по избранию наполняемое, но целое состояние народа. Естьли бы состав его был избирательный, тогда более или менее всегда от власти правительства зависело бы его бытие, ибо правительство всегда нашло бы способ или уничтожить самое его избрание или так расположить его влиянию своего богатства и почестей, чтоб в выбор сей помещены были одни люди, ему преданные. Итак, стражи закона должны родиться таковыми; они должны иметь независимость бытия. Первое свойство высшего класса народа.

Отсюда происходит необходимость признанная во всех монархических правлениях, чтобы в массе народа были известные роды, коих преимуществом неотъемлемым должно быть охранение закона или посредство между народом и престолом.

2. Вторым свойством высшего класса должна быть независимость в местах государственных от назначений верховной власти. В самом деле, естьли места государственные (я различаю их от мест государевых) будут зависеть от назначения двора, каким образом можно предположить, чтоб состояние, коего виды любочестия зависят от одного лица, с сим лицом не было во всех случаях согласно. Я предполагаю, что собственность сего состояния неотъемлема и по государственному положению от самовластия двора не зависит. <…>

3. Третие свойство сего класса должно быть то, чтоб пользы его соединены были с пользами народа. Естьли сей класс при независимости его не будет иметь сего соединения, он соделается ужаснее, нежели самое неограниченное самовластие. Когда власть предержащая рассудит, преломив законы, отяготить народ нестерпимыми налогами и разделить корысть неправды с стражами закона, кто тогда противостанет сему насилию? Кто защитит права народа?

Когда и в каком государстве сторона человечества была сильнее стороны страстей и корыстолюбия? Отсюда происходит, что везде, где высший класс народа не был с ним тесно соединен в своих пользах, низший был в жесточайшем рабстве и унижении. <…>

Но каким образом положить сию связь между народом и особенным классом его? Весьма просто, естьли постановлено будет: 1) чтоб дети сих людей, исключая первородных, были в числе народа, тогда притеснять народ было бы притеснять собственных своих детей, 2) чтоб все то, что касается до имений сего высшего класса, ведомо было в судилищах, по избранию народа составляемых. Впоследствии изъяснится сие пространнее.

4. Но, дабы соединение сне высшего класса с народом не удалило его вовсе от действия престола и не разлучило бы их от общей связи, должно, чтоб знаки почестей его не только оставались бы в расположении правительства, но чтоб имело оно власть и возводить в сей класс определенное число отмеченных им людей. Сверх того, та же самая связь, которая должна существовать между народом и престолом, будет соединять с ним и высший класс, коего большая часть поколения будет и народе.

5. Высший класс народа, таким образом составленный, должен соединять в себе уважительную часть богатства государственного. Представляя собою силу народа и служа оплотом ему против самовластия, он должен и по самой наружности своей отражать на себе достоинство великого его звании. Бедность в настоящих политических системах не может почти быть совместна с уважением, а, тем менее, с духом независимости.

6. Сколь класс сей должен быть силен по политическому своему положению, столь же должен он быть и малочислен. Рассеянность сил на мелкие части всегда вредит их действию. Определив сим образом обязанности и права высшего состояния, нетрудно будет определить положение низшего класса народа. Народ есть все то, что не принадлежит к высшему малочисленному классу государства. Дети первого государственного чиновника, исключая первородного, должны принадлежать к народу.

Не может никакое сословие народа иметь исключительного права на владение какою-либо собственностию государстве, но все могут обладать тем, что ими в собственность приобретено. Народ должен участвовать в составе законов, ежели не всех, то по крайней мере коренных. Охранение законов, поелику оно требует действия постоянного и непрерывного, народ вверяет высшему классу, силу его в сей части представляющему. Все имении народа наследственны, но должности его все избирательны. Суд народа проистекает от равных ему.

Таковы суть общие черты, разделяющие государственные силы; подробности их зависят от коренных правил, кои по положению государства, по степени просвещения его могут быть различны; но общие сии черты должны быть везде, во всех веках и во всех ограниченных монархиях одинаковы. Спросят, может быть, какую силу государство, сим образом во внутреннем своем правлении устроенное, может противопоставить, когда государь предприимчивый и властолюбивый вздумает, опрокинув его коренные законы, испровергнуть права его и попрать его свободу?

Следующую: во-первых, никакое и самомалейшее нарушение закона не может произойти от правительства, чтоб оно в то же время не было примечено высшим классом народа, поставленным для охранения закона, и, следовательно, всем народом по естественной связи между им и сим классом существующей. Отсюда, голос ропота не будет частным отголоском неудовольствия, но голосом целого народа, а народ всегда и для всех ужасен, когда вопль его совокупится воедино; во-вторых, чтоб предупредить сие соединение, правительство естественно захочет усыпить стражу законов и, обратив притеснение на народ, рассыплет на высший класс его свои благодеяния. Но какие благодеяния могут заставить забыть отцов, что дети их страдают? И какие благодеяния могут обольстить людей, призванных от рождения их к чести, покрытых народным уважением и приобыкших к независимому богатству?

Третие. Естьли вместо того правительство обратит виды свои на притеснение одного высшего класса – он найдет всегда себе подпору в народе, в естественных связях их, в общем уважении. Наконец, четвертое. Естьли, презрев вопль народа и чувство страха, правительство дерзнет на все крайности, какие самовластие в лютости своей позволить себе может, какое тогда сродство против ужасов таковых может представить сей образ правления? Ответ на сие удобен, какое средство силы человеческие могут представить против Тамерланов и тому подобных чудовищ? И какие законы могли устоять, когда царства разрушались? Но, что здесь должно приметить, и что совершенно отличает благоустроенное монархическое правление от всех других, есть то, что самые кровопролитные внутренние смятения, повергающие республики в рабство, а деспотические правления приводящие в безначалие, в монархических правлениях подобны бывают сильным ветрам, кои, нанося частный вред, очищают всю массу атмосферы. Все преобращения в Англии заканчивались вящшим утверждением ее свободы.

Соберем здесь в одну точку зрения главные истинны, которые доселе мы проходили:

I. Законы суть правила, по коим силы государственные действуют к охранению лица, чести и имущества народного.

II. Чтоб законы были неподвижны, нужно, чтоб пределы сил правительства были непременяемо ограничены.

III. Расположение сих пределов есть образ правления.

IV. Образ правления есть внешний и внутренний.

V. Внешний образ правления не может удостоверить пределы сил.

VI. Сила правительства ограничивается равновесием сил народных. В сем состоит внутренний образ правления.

VII. Равновесие сил народных требует, чтоб они все одно имели направление, но чтоб власть, стерегущая пределы, была отделена и независима.

VIII. Прочие части народа должны быть совершенно равны в правах своих и составлять едино.

Заключим сие великою истиною великого человека: point de noblesse, point de monarchic (Montesquieu) и обратимся от сих общих рассуждений на Россию.

Я не знаю, какие предположения имели российские государи от времян Петра Первого на счастье России, но их всегдашнее старание было дать сему царству все внешние виды монархического правления и удержать в своих руках все неограниченное самовластие. Думали ли они в самом деле, что права и грамоты, на бумаге данные, составляют истинный образ правления; или находили нужным ознакомить сперва людей с имянами, чтоб впоследствии дозволить самое действие; или признавали в душе своей то справедливым, чего не решились на деле исполнить; или, наконец, не имея постоянного плана, действовали они по минутным вдохновениям; как бы то ни было, но ни в каком государстве политические слова не противоречат столько вещам, как в России.

Не говоря об установлениях государственных мест и судилищ, которые все покрыты монархическими видами, чего у нас по-видимому недостает в самом внутреннем образе правления? Сенат не назван ли хранилищем законов? Дворянство не есть ли урожденный их страж? Нет ли свободных состояний? Купечество, мещанство и самые поселяне казенные не имеют ли своих прав и преимуществ, не судятся ли своим судом и проч. и проч.?

Вот заблуждение, в которое впадают ежечасно наши площадные политики, когда позволяют себе умствовать о России. У нас все есть по наружности, и ничто, однако же, не имеет существенного основания. Естьли монархическое правление должно быть нечто более, нежели призрак свободы, то, конечно, мы не в монархическом еще правлении. В самом деле, не говоря уже о тщетности политического бытия разных государственных мест, что такое есть самое дворянство, когда лицо его, имение, честь, все зависит не от закона, но от единой воли самодержавной; не от сей ли воли зависит и самой закон, которой она созидает, одна сама собою? Не может ли она возводить и низводить дворянские роды единым своим хотением? Не она ли созидает суды, определяет высших судей, дает им правила и правила сии отменяет, или утверждает, по своему изволению? Не в ней ли весь источник чести я уважения; не ей ли принадлежат по самым словам закона все государственные богатства, все земли, все имущества и право частных собственностей; не есть ли право его только дозволенное; владельцы сии не суть ли ее наемники (usufruitiers)?

ВВЕДЕНИЕ К УЛОЖЕНИЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКОНОВ

лан всеобщего государственного образования)

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.

О ПЛАНЕ УЛОЖЕНИЯ

Чтобы определить план государственного уложения, надлежит прежде всего составить истинное понятие вообще о законах государственных.

I. О свойстве законов государственных

Общий предмет всех законов есть учредить отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ.

В великой сложности сих отношений и законов, от них возникающих, необходимо нужно поставить главные их разделения.

Началом сих разделений приемлются самые предметы законов: отношения людей, в обществе живущих.

Отношения сии двояки: каждое лицо имеет отношение ко всему государству, и все лица, в особенности, имеют отношения между собою.

Отсюда возникают два главные разделения законов:

Законы государственные определяют отношение частных лиц к государству.

3аконы гражданские учреждают отношения лиц между ими.

Законы государственные суть двух родов: одни суть преходящие, другие коренные и неподвижные.

Законы преходящие суть те, коими определяется отношение одного или многих лиц к государству в одном каком-либо случае. Таковы суть: законы публичной экономии, законы мира и войны, уставы полиции и проч. Они по существу своему должны изменяться по изменению обстоятельств.

Законы коренные, напротив, состоят в началах неподвижных и неизменяемых, с коими все другие законы должны быть соображаемы.

Нужно рассмотреть их свойство и степень необходимости.


II. О свойстве государственных коренных законов

Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных.

Но польза и безопасность суть понятия неопределенные, подверженные разным изменениям.

Если бы законы изменялись по различному образу сих понятий, они вскоре пришли бы в смешение и могли бы соделаться даже противными тому концу, для коего они существуют.

Посему во всяком благоустроенном государстве должны быть начала законодательства положительные, постоянные, непреложные, неподвижные, с коими бы все другие законы могли быть соображаемы.

Сии положительные начала суть коренные государственные законы.

Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная.

Начало и источник сих сил в народе: ибо они не что другое суть, как нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию.

Но силы сии в рассеянии их суть силы мертвые. Они не производят ни закона, ни прав, ни обязанностей.

Чтобы сделать их действующими, надлежало их соединить и привести в равновесие.

Соединенное действие сил составляет державную власть.

Сопряжения их в державной власти могут быть многоразличны.

Из сих многоразличных сопряжений коренные законы определяют один постоянный и непременный.

Итак, предмет и свойство государственных коренных законов есть определить образ, коим силы государственные сопрягаются и действуют в их соединении.


III. Предметы коренных законов

Определив таким образом общее свойство коренных законов, не трудно будет в особенности означить все их предметы.

В самом деле, силы государственные, составляющие общий предмет законов коренных, могут быть рассматриваемы в двух положениях: или в состоянии их соединения, или в состоянии их личного разделения.

В состоянии их соединения они производят державную власть и политические права ее.

Oт деpжaвнoй власти возникает закон и его исполнение.

В состоянии раздельном силы государственные рождают права подданных.

Если бы права державной власти были неограничены, если бы силы государственные соединены были в державной власти в такой степени, что никаких прав не оставляли бы они подданным, тогда государство было бы в рабстве и правление было бы деспотическое.

Рабство сие может быть двояко: политическое вместе и гражданское, или одно только политическое.

Первого рода рабство бывает, когда подданные не только не имеют никакого участия в силах государственных, но и, сверх того, не имеют и свободы располагать лицом их и собственностью в связи их с другими.

Рабство второго рода бывает, когда подданные, не участвуя в силах государственных, имеют однакоже свободу в лице их и собственности.

Из сего видно, что при державной власти силы государственные, остающиеся в расположении подданных, суть двояки: одними пользуются они в их соединении; другими – каждый особенно. От первых рождаются права подданных политические, определяющие степень их участия в силах государственных. От вторых происходят права гражданские, определяющие степень их свободы в лице и имуществе.

Хотя права гражданские и могут существовать без прав политических, но бытие их в сем положении не может быть твердо.

В самом деле, права гражданские в существе своем не что другое суть, как те же права политические, но действующие разделенно и лично для каждого. Сие раздельное их действие не могло бы иметь никакой твердости, если бы не предполагало оно другого их действия – соединенного.

Из сего следует, что истинные права гражданские должны быть основаны на правах политических, точно так же, как и закон гражданский вообще не может быть тверд без закона политического.

Здесь открывается причина и образ, в коем права гражданские могут иметь место в коренном законе государственном. Они должны быть в нем означены в виде первоначальных гражданских последствий, возникающих из прав политических. Дальнейшие же их сопряжения должны быть предоставлены постановлениям закона гражданского.

Из сего происходят три главные предмета, входящие в состав коренных законов:

I. Права державной власти.

II. Закон, возникающий из прав державной власти.

III. Права подданных.

К каждому из сих главных предметов принадлежат свои разделения. Нужно определить их с точностию.

И, во-первых, права державной власти не иначе могут быть приводимы в действие, как приложением их к одному лицу или ко многим. В монархическом правлении они прилагаются к единому. Отсюда необходимость определить лицо, власть державную представляющее, порядок сего представления и ближайшие его последствия.

Таким образом, состав первого отделения коренных законов должен заключать в себе следующие предметы:


Отделение первое. О державной власти.

I. О правах державной власти в трех отношениях:

1) в силе законодательной;

2) в силе исполнительной;

3) в силе судной.

II. О лице, представляющем державную власть, или Императоре, и правах его в силах государственных.

III. Порядок представления:

1) наследство престола;

2) образы восприятия державной власти;

3) состав Императорской фамилии;

4) часть экономическая.

Первое действие державной власти есть закон и его исполнение.

И поелику в правах державной власти означено, что закон не иначе составляется и исполняется, как установленным порядком, то в сем отделении и должно означить образ составления закона и его исполнения.

Таким образом, предметы сего отделения расположатся в следующем виде:


Отделение второе. О законе.

I. Определение отличительных свойств закона.

II. Составление закона:

1) предложение;

2) рассмотрение;

3) утверждение.

III. Исполнение закона:

1) уставы и учреждения;

2) обнародование;

3) действие обнародования;

4) пределы действия закона – давность и отмена.

Определив сим образом державную власть и главные ее действия, постановятся все существенные начала, по коим государственные силы действуют в их соединении. Остается после сего определить действие сих сил в раздельном их состоянии, и сие есть общий предмет третьего отделения.

Выше было примечено, что раздельное действие сил государственных составляет права подданных. Права сии принадлежат или каждому лицу особенно, или многим в соединении. Первые суть гражданские, другие – политические. В коренных законах определяются одни только главные прав гражданских основания.

Но в определении тех и других прав прежде всего надо определить: 1) в чем точно состоит понятие подданного и 2) всем ли подданным равно должны принадлежать права сии?

Первый из сих вопросов ведет к началам, определяющим свойство подданного, отличающее его от иностранца.

Второй – к разделению состояний.

Таким образом, предметы третьего отделения представляются в следующем виде:


Отделение третье. О правах подданных.

I. Определение отличительных свойств российского подданного.

II. Разделение состояний.

III. Основания прав гражданских, всем подданным общих.

IV. Права политические, присвояемые разным состояниям:

1) в составлении закона;

2) в исполнении его.

В сих трех отделениях должны содержаться все существенные части государственного устройства. Началами, в них постановленными, силы государственные во всех отношениях должны быть измерены, между собою уравновешены и составлены.